– Разрешите... Я – член Главного правления польской социал-демократической партии, был членом ЦК РСДРП. Я только что из тюрьмы. Ищу связи с комитетом.
– Как вас зовут, товарищ? – вгляделся в его лицо мужчина.
– Дзержинский.
– Как же, слышал! Очень рад. – Протянул узкую ладонь: – Ногин Виктор Павлович...
Паровоз с прицепленным к нему одним-единственным салон-вагоном на всех парах мчался из Питера в Псков.
Гучкову и Шульгину удалось выехать лишь потому, что никто из солдат выставленной Совдепом охраны на Варшавском вокзале не знал думцев в лицо, а начальник станции, предупрежденный комиссаром Бубликовым, выполнил приказания Родзянки.
На полпути к Луге, с поста какого-то разъезда, Гучков по железнодорожному телефону связался с Вырицей, с генерал-адъютантом Ивановым. Командующий карательной экспедицией сообщил, что с часу на час ожидает прибытия верных дивизий, чтобы без промедления двинуть их на столицу. Однако по чьему-то приказу из Питера на пути к городу разобрано полотно, а в самом его Георгиевском батальоне объявились "пропагаторы", призывающие солдат не повиноваться офицерам. "Как только подойдут надежные части, я наведу порядок – всех пропагаторов развешу по телеграфным столбам!" – заверил Николай Иудович.
Эмиссары Родзянки двинулись дальше. Но в самой Луге подозрительный одновагонный поезд окружили вооруженные повстанцы.
– Граждане! Товарищи! Мы везем Николаю повеления народной власти! собрал все свое красноречие и все новомодные слова недавний представитель "черной сотни" Шульгин. – Если вы нас задержите, товарищи, это отразится на судьбе революции!
В подтверждение он потряс бумагами со штемпелями Временного комитета и Совдепа.
Удалось обмануть и этих.
В десять часов вечера паровоз остановился на перроне Псковского вокзала. Тут же, через две площадки пустынных платформ, стоял состав из пяти вагонов, поблескивающий в свете фонарей темно-синим лаком, бронзовыми царскими вензелями и латунными поручнями. Все окна его ярко светились. У каждого тамбура маячили часовые, а к одному, из вагонов была приставлена устланная ковром лестница.
– О вашем приезде уведомлены, – встретил их главнокомандующий Северным фронтом генерал Рузский. – Прошу, господа! – Он показал перчаткой в сторону императорского поезда.
– Предварительно нам хотелось бы обсудить положение с вами, генерал, оттягивая неотвратимое, сказал Гучков.
– Государь уже ждет вас, – отрицательно качнул головой Рузский.
Им ничего не оставалось, как сразу же приступить к своей миссии, хотя оба они трепетали от мысли о предстоящем: они привезли проект составленного Родзянкой манифеста об отречении Николая II в пользу сына, цесаревича Алексея.
Вот и вагон-гостиная. Зеленый шелк по стенам. Канделябры. Мебель ампир. Ворсистый ковер. Высокомерный старик в свитском генеральском мундире – дряблые напудренные щеки, склеротические жилки, седой пушок на темени, министр двора и уделов граф Фредерикс, – провозглашает:
– Государь император сейчас соизволят выйти.
В ту же секунду распахивается противоположная дверь. В проеме ее появляется невысокий мужчина в серой черкеске с Георгиевским крестом над гозырями. Холодный взгляд. Расчесанная борода, подстриженные усы. Оригинал миллионно размноженного изображения – на картинах, литографиях, лубках, серебряных рублях, золотых империалах. Царь.
У Шульгина и Гучкова подкашиваются ноги.
Николай молча, жестом приглашает их к маленькому будуарному столу с гнутыми резными ножками.
Первым за столик сел Николай. Рядом с ним – граф Фредерикс, затем генерал-адъютант Рузский и начальник военно-походной канцелярии генерал-майор Нарышкин.
Гучкову и Шульгину указали на стулья у стены. Будто за столиком воссел трибунал, а они подсудимые. Оба опустились на пружинящие сиденья. Но Гучков тут же встал:
– Ваше величество! Мы приехали, чтобы доложить о том, что произошло за эти дни в Петрограде и вместе с тем посоветоваться о тех мерах, которые могли бы спасти положение...
Всю дорогу они готовились к исполнению возложенного поручения. Решили начать издалека. Теперь Гучков нарочито обстоятельно и подробно живописал картины восстания и те опасности, которые угрожают России, если пожар перекинется на фронты.
Наконец, будто очертя голову бросился в омут:
– Спасти Россию, спасти монархический принцип, спасти династию можно! Если вы, ваше величество, объявите, что передаете свою власть вашему маленькому сыну, если вы передадите регентство великому князю Михаилу Александровичу и если от вашего имени или от имени регента будет поручено образовать новое правительство... Вот что нам, мне и Шульгину, было поручено вам передать.