Заговор «красных маршалов». Тухачевский против Сталина

«В отношении Тухачевского, – сообщал Урицкий. – Я должен сказать, что зимой появился очень подозрительный признак на Тухачевского. Правда, нас народный комиссар ткнул на это дело, обратил внимание. Потом это перешло в более квалифицированные руки тов. Ежова и он по-настоящему вскрыл»¹³⁸⁰. Следовательно, Ворошилова не надо было убеждать в необходимости следственных действий в отношении

Тухачевского и ждать его санкции. Он, как следует из выступления Урицкого, сам указал на необходимость присмотреться к каким-то действиям Тухачевского, вызвавшим у Ворошилова подозрения в его политической неблагонадежности. Отчасти такой вывод косвенно подкрепляется также и цитированной выше резолюцией Ворошилова на спецсообщении Ежова с текстом «японского документа. В этой резолюции «слышится» уже заранее готовое согласие наркома обороны СССР, которому не нужно было внушать подозрения в отношении Тухачевского и добиваться от него согласия на проведение следственных действий. Но, может быть, требовалось согласие Сталина? Может быть, необходимо было убедить Сталина в нелояльности Тухачевского и получить его санкцию на начало следствия по «делу Тухачевского»? Это не исключено. Кажется, Сталин продолжал еще колебаться.

Как бы то ни было, но санкция была получена, и 22 апреля 1937 г. начались следственные действия в отношении Тухачевского на предмет его причастности к «заговору». Именно в это время, почти одновременно с допросами бывших высокопоставленных чинов НКВД, начались пристрастные допросы арестованных «военных троцкистов», прежде всего Примакова и Путны, с «выбиванием» из них показаний о связях Тухачевского с Троцким и бывшими троцкистами. Впрочем, эти показания начали «выбивать» после того, как от арестованных чекистов ничего компрометирующего Тухачевского не добились, т. е. после 27 апреля 1937 г.

Итак, в любом случае «японский документ» послужил удобным (или подготовленным?) поводом для получения санкции на начало следственных действий (пока еще косвенных) в отношении Тухачевского. С их началом судьба Тухачевского, в сущности, была предрешена, независимо от состава предъявленных ему обвинений. Сталин принял решение: Тухачевский – враг, он должен быть уничтожен. «Кумир» не только должен быть повергнут, а его «храм» разрушен, но и стерт с лица земли и удален из памяти.

Но что же все-таки на самом деле так могло обеспокоить руководство НКВД, чтобы начать эти следственные действия именно в середине апреля 1937 г.? Политическое руководство во главе со Сталиным и НКВД во главе с Ежовым находились в ситуации смутных подозрений, предположений и гаданий, не располагая никакими конкретными, более или менее существенными в этом отношении фактами. Что же могло породить эти подозрения и гадания?

Комкор Фельдман и комиссар Фриновский

…Так черно и так мертво,

Что мертвее быть не может
И чернее не бывать.
Что никто нам не поможет
И не надо помогать.

Г. Иванов

Как известно, 2 мая 1937 г. был арестован бывший заместитель командующего МВО комкор Б. Горбачев, а 15 мая 1937 г. – бывший начальник Управления по начальствующего составу, назначенный 15 апреля на должность зам. командующего МВО, комкор Б.М. Фельдман. В контексте арестов армейских чинов, прокатившихся с июля 1936-го по май 1937-го, их арест казался ничем не мотивированным, особенно Фельдмана. Об этом красноречиво сказал сам нарком обороны Ворошилов на Пленуме Военного совета 1–4 июня 1937 г.

«…Но даже тогда, когда некоторых из них, – говорил он, – таких, как Горбачева и Фельдмана – поймали с поличным, когда их ухватили за руку, то я не хотел этому верить, я не мог допустить измены с их стороны и я их защищал. Я прямо говорил, что это ошибка, что этого не может быть, что все это скоро выяснится и эти люди будут скоро освобождены, ибо не может быть, чтобы они были предателями»¹³⁸¹.

Иными словами, если все остальные арестованные (из числа высоких армейских чинов) были так или иначе в прошлом политически скомпрометированы (либо старыми «троцкистскими» связями, либо связями с «правыми уклонистами» и т. п.), то Горбачев и Фельдман имели в этом отношении безукоризненную репутацию. Они считались «креатурами» Ворошилова, «его людьми», каковыми считал их и он сам. Поэтому для ареста этих людей нужны были какие-то наличные и весомые факты.

Обращаю внимание на замечание Ворошилова: «Горбачева и Фельдмана поймали с поличным. ухватили за руку», т. е. не по смутному подозрению, а при совершении каких-то очевидных антиправительственных действий. Не потому ли Фельдман сразу же после ареста заявил о готовности давать любые показания, какие от него требовались, в том числе и против Тухачевского?