Цуриков, прежде всего, обратил внимание на «странные глаза, в необычном разрезе, куда-то пристально и упорно устремленные»543
. По мнению С. Московичи, «вождь является мастером взгляда и художником глаз, инструментов воздействия. Глаза Гете, говорил Гейне, были «спокойны, как глаза бога. Впрочем, признаком богов является именно взгляд, он тверд и глаза их не мигают с неуверенностью». Это, конечно, не случайно. Он замечает также, что Наполеон и Гете равны в этом смысле. «Глаза Наполеона тоже обладали этим качеством. Именно поэтому я и убежден, что он был богом»544. Заключая свои рассуждения по поводу этого свойства «вождя», Московичи пишет: «Его взгляд очаровывает, влечет и вместе с тем пугает; такой взгляд древние приписывали глазам полубогов, некоторых животных, змеи или ящерицы, чудовищ, подобных Горгоне»545.Внимание Цурикова привлекла «и какая-то, как будто «неустановившаяся» на шее голова, и несколько «развихленная», но упорная и даже стремительная походка» – все это сразу же произвело на меня общее впечатление какой-то машинальности. Как будто этот человек был в трансе»546
.«Обреченный бегун, – подумал я. – Нехорошо он кончит…
Тухачевский стал замедлять шаг, я встал и подошел к нему. Он как будто «очнулся».
– Ваша фамилия Тухачевский?
– Да, – несколько удивленно, чуть надменно и немного холодновато-гвардейски, глядя на незнакомого, бородатого армейского, да еще прапорщика, отвечал он.
Я объяснил, кто я, он как будто даже обрадовался, и мы разговорились. О революции речи не было, вспоминали Москву и его знакомых по плену. Разговор был недолгий. Он извинился и ушел.
…Еще не сказав с ним ни слова, я сказал себе, что это человек, захваченный. манией; после разговора показалось, что это не просветленный, а обуянный, не вдохновленный, а одержимый – страстью человек….»547
.Сабанеев назвал поведенческий настрой Тухачевского «манией великого будущего», Н.А Цуриков определил такое состояние личности Тухачевского как «одержимость»548
. В.Н. Посторонкин вспоминал, что Тухачевский «с течением времени становился. фанатиком в достижении одной цели, поставленной им себе как руководящий принцип достигнуть максимума служебной карьеры, хотя бы для этого принципа пришлось рискнуть, поставить максимум-ставку»549. Французский лейтенант П. Фервак550, близко познакомившийся с Тухачевским в том же лагере Ингольштадт, отметил в личности своего русского приятеля-офицера, по существу, то же самое, передав лишь в более мягкой и описательной форме: «это был мечтатель, фантазер, который шел туда, куда влекло его собственное воображение»551. Князь Ф.Н. Касаткин-Ростовский обратил внимание на рожденную пафосом войны откровенную увлеченность, горение глаз, делавших его лицо выразительным, растворяя «напускную обычную холодность». «Увлекающийся поручик», по мнению старых военспецов в Красной армии, с некоторым скепсисом относившихся к отдельным начинаниям «поручика-командарма»552. «…Один из осведомителей Особого отдела, – сообщает А.А. Зданович, ссылаясь на некоторые служебные документы Особого отдела, – по поручению чекистов составил характеристику на военачальника (М.Н. Тухачевского). Секретный сотрудник объективно описал выдающиеся способности командующего и единственным его недостатком признал недооценку возможностей врага, заносчивость по отношению к последнему. Осведомитель также подчеркнул, что Тухачевский, поверив в какую-либо идею, может действовать крайне неосмотрительно»553. Уместно привести и официальную служебную характеристику Тухачевского, относящуюся к 1922 году, когда он занимал должность начальника Военной академии РККА. «…В высокой степени инициативен, – отмечается в ней, – способен к широкому творчеству и размаху.Спустя почти два десятилетия, человек, безусловно знавший Тухачевского много хуже Цурикова, Фервака и несопоставимо меньше Сабанеева, комдив Д.А. Кучинский, рассказывая о стратегической игре в Генеральном Штабе в апреле 1936 г., обратил внимание на то, что «Тухачевский вкладывал в эту игру необычайную страстность»555
.