С другой стороны, приглашение союзников в три порта могло спровоцировать оккупацию немцами Петрограда. Русское правительство не могло так рисковать, поскольку не располагало армией, чтобы оказать сопротивление немцам. Этот момент был слабым местом в политическом курсе Локкарта и сдерживающим фактором сближения между союзниками и Россией. Военный генерал Нокс видел такие вещи более ясно.
Однако никто из британцев не мог представить четко всего сложившегося положения. Локкарт считал, что Россия нужна Британии для победы в Первой мировой войне и что непрошеная оккупация трех портов приведет к открытому противостоянию. Нокс и большинство голосов в Уайтхолле считали, что Британии нужно открыть Восточный фронт, чтобы выиграть Первую мировую войну, и оккупировать порты, пусть даже приглашения от России не последует; что бывшие русские солдаты ненавидят большевиков и придут под знамена своих захватчиков. Но факты говорили о том, что Британии на самом деле не были нужны русские солдаты или заново открытый Восточный фронт: вместе с союзниками, в том числе с американскими войсками, она могла бы победить Германию на Западном фронте. Учитывая все это, предложение Локкарта, несомненно, было лучше, несмотря на слабые места: хорошие отношения англичан и большевиков могли бы побороть чувство изоляции и опасности, смягчить внутреннюю и внешнюю политику новой власти, и в этом случае и русская, и мировая история пошли бы немного другим, менее кровавым путем.
Между тем вскоре появился еще один фактор. У России не было армии, способной противостоять немецкому вторжению, но у Германии тоже не было армии для вторжения в Россию. Немецкий генерал Людендорф планировал последнее большое наступление на Западном фронте, и ему нужны были все силы Германии. Когда большевики поняли, что немецкая угроза ослабевает, необходимость в англо-французской поддержке отпала. Новое правительство начало уклоняться от своих обязательств перед союзниками: отложило продажу портовых товаров, прекратило переговоры о разгроме Балтийского флота, не пригласило союзников занять какую-либо часть страны.
Локкарт по-прежнему был уверен, что сближение русских и англичан — наилучший вариант для обеих стран. Однако, по его словам, «у меня не хватало духу уйти в отставку и занять позицию, которая навлекла бы на меня ненависть большинства моих соотечественников» [61]. В любви он был склонен сначала идти против всеобщих ожиданий, а затем прогибаться под них: вспомним, как его дядя воспротивился его отношениям с Аман, и Локкарт прекратил их против своего желания; как посол Бьюкенен приказал ему оставить «мадам Вермель», и он сделал это. Поэтому все, что произошло дальше, неудивительно.
Столкнувшись с сильной оппозицией в Уайтхолле, молодой шотландец начал колебаться. Несомненно, это было не просто желание угодить: он чувствовал, как меняется отношение большевиков к оккупации портов, его тревожило их растущее желание применить силу, ему было трудно игнорировать пожелания и аргументы старых друзей, например Челнокова. Он решил: если ему не удастся убедить верхушку в Лондоне пойти навстречу большевикам, он перестанет об этом просить. Британский эмиссар большевиков, по-прежнему веря в примирение и сотрудничество с ними, начал обдумывать план переворота.
Глава 3
Искушения Брюса Локкарта
Мура Бенкендорф и Брюс Локкарт повстречались 2 февраля 1918 года, в самом начале его второй командировки в Россию — всего через три дня после прибытия в Петроград, за день до встречи с Раймондом Робинсом. «Был у Солдатенковых (возможно, это потомки известного издателя и коллекционера искусства; вероятно, он познакомился с ними в ходе своего предыдущего визита в Россию. —