Заговор против Сталина

В строю у Жака Вермона остались двадцать три человека. Погибших похоронили, раненых распределили по окрестным деревням. Дважды прибывали гонцы из Соли, сообщали, что в деревне все спокойно. Обвальных карательных акций пока не было, да и вряд ли их планируют, учитывая, что два десятка тамошних мужчин служат в полиции. В деревне стоит небольшой немецкий гарнизон. В чистом поле расположилась рота РОА. Следы партизан, убивших их людей и командира, пока не выявлены, эта новость успокаивала.

Павел вспоминал склонившуюся над ним Мирабель и мысленно плыл по ласковым волнам.

Но на третий день все изменилось. Гонец, отправленный в Соли, – некто Качарян, бывший военнослужащий армянского легиона вермахта, сполна искупивший вину и оставшийся в живых, – вернулся с испуганным лицом и отнюдь не благой вестью: власовцы на подходе! Не меньше трех взводов полностью экипированных солдат лезут на скалы и при этом отчетливо понимают, куда идут. Следуют в направлении Зеленого ущелья, откуда прямая дорога к партизанской базе. Через полчаса будут в ущелье, через час осадят базу. Рассуждать, кто предал, было, мягко говоря, неверно. Жак Вермон принял единственно правильное решение: встретить нежеланных гостей всеми имеющимися силами. Он носился, как белка, по холму и подгонял людей собирать оружие, боеприпасы и укрываться в ущелье. Партизаны схлынули с горы, как сель, и бросились в разреженный кустарник, устилающий подступы к вершине.

Наконец-то стоящее дело! Пусть и не соответствующее воинской специальности!

Стучал по бедру немецкий подсумок, наполненный обоймами к карабину. Люди бодрым маршем направлялись к ущелью – обойти его противник не смог бы при всем желании. Приказы Вермона никто не обсуждал, выполняли четко и быстро.

Склоны ущелья были завалены булыжниками, отколовшимися от скал еще в доисторическую эпоху. Среди камней произрастали искривленные ели, щетинился кустарник, расползался диковинный можжевельник. По дну ущелья тянулась узкая тропа, заваленная камнями, – единственное проходимое место.

Павел залег в буреломе, сломал мешавшие обзору ветки. Рядом кряхтел Кривошеев, уверяя, что «эта хрень» назойливо напоминает ему сибирскую тайгу. Брянцев работал молча: отбрасывал ветки, вил себе гнездо. Люди лихорадочно обустраивали позиции. Пробежал на левый фланг Ковальский с пулеметом «МГ-42», за ним с коробками патронов семенил чернявый Марсель.

– Всем спрятаться, не высовываться! – покрикивал Вермон. – Грир, Манчини, давайте наверх, на склон! Эй, граждане, раньше времени не стрелять, подпустить ближе! Огонь – по команде!

Публика в отряде была разношерстная, но все действовали слаженно. Прошло несколько минут, над ущельем повисла тишина. После десяти минут кромешного безмолвия партизаны начали ерзать. Зароились мысли, что их крупно надули, но тут началось.

Среди кустов замелькали немецкие каски и серо-зеленые суконные мундиры. Солдаты были вооружены до зубов, обвешаны амуницией. Они приближались, выходили на тропу. Издали они ничем не отличались от солдат вермахта, но вблизи все стало понятно. Другие петлицы, другие погоны, на рукавах шевроны с царским Андреевским флагом и надписью «РОА». Лица предельно славянские, многие обросли щетиной.

– Вояки, мать их за ногу, – выразился Кривошеев, припав к прицелу. – Освободители – надо же, полмира уже освободили, и все им мало.

– Давай, Генка, врежь им, – похмыкивал Брянцев. – Пусть знают силу русского оружия.

– Благословляете, батюшка? – сдавленно хохотнул Генка. – И чего он тянет, этот Вермон? Пора уже!

Власовцы валили толпой, держать строй в этих условиях было невозможно. Впереди вышагивал офицер с каменной миной – опухший, видно, любитель приложиться к бутылке во внеслужебное время.

– Огонь! – прокричал Вермон.

– Ну спасибо, отец родной… – ворчливо прокомментировал Генка.

Беспорядочная стрельба стала сюрпризом. Первая пулеметная очередь пригвоздила к земле офицера и двух солдат. Остальные бросились назад, но бежать было некуда – их товарищи по инерции шли вперед. Власовцы орали, получая пули в спины. Хлопали ружейные выстрелы, надрывался пулемет. В первые мгновения положили не меньше десятка врагов. Хищно ржал Кривошеев, бегло стреляя из «МП-40». Брянцев разрядил карабинную обойму, перевернулся на спину, деловито перезарядил. Павел стрелял неторопливо, получая какое-то извращенное удовольствие от процесса. Мелькали перепуганные лица, у кого-то с головы свалилась каска.

Перебежал, пригнувшись, невысокий боец с выстриженными висками. В глазах у него стояла лютая тоска. Видать, не напрасно – Павел плавно потянул спусковой крючок. Боец споткнулся, клюнул мордой.