Заговор врагов

Судя по этому, немцы очень хотели сплотить заговорщиков, чтобы те играли по их правилам. Это значило бы дожидались войны и когда Германия нападет на СССР, помогли бы одержать быструю победу, ударив по режиму Сталина с тыла, развалив фронты, открыв немцам все дороги. Но военные в РККА друг друга часто не переносили, несмотря на то, что они были против Сталина. Гаммертшейн из всех военных выделил лучшего – маршала А. Егорова, с которым хорошо знаком. Причина почему он выбрал Егорова была проста: маршал более чем другие военные заговорщики верил, что свержение Сталина должно произойти в сотрудничестве с Германией, с применением германской армии.

Гаммерштейн дал первое указание Ежову: используя все имеющиеся возможности сплотить военных заговорщиков и убедить их в необходимости союза с Германией. На этом первая встреча закончилась, и она была не последней. На второй встрече Гаммерштейн уже задавал вопросы про убийство Кирова, про анти-сталинские силы в ВКП (б). Ежов рассказал об этом и добавил, что положение наркома Ягоды пошатнулось, вероятно Сталин все меньше доверял ему.

Гаммерштейн сказал:

«Было бы очень хорошо, если бы вам удалось занять пост Ягоды.»

Ежов ничего не обещал, сказав, что это зависит не только от него. На третьей встрече они снова говорили о военных делах и в конце Гаммерштейн попросил передать привет маршалу Егорову. Тогда же стало ясно, что Канделаки будет его новым связным. 44

ЧАСТЬ ШЕСТАЯ. ВСКРЫТИЕ БЛОКА ПРАВЫХ И ТРОЦКИСТОВ

Разоблачение на первом московском процессе

Сталин никогда полностью не доверял наркому Генриху Ягоде, но у него не было веских причин для его снятия с такого важного поста, кроме своей интуиции. Ягода был "чист" и у него в биографии было лишь одно пятно, это когда Бухарин в разговоре с Каменевым в 1929 г. сказал, что он с правыми. С тех пор прошло много лет, но это нельзя было просто забыть.

Ягода вспоминал:

«Я всегда чувствовал к себе подозрительное отношение, недоверие, в особенности со стороны Сталина. Я знал, что Ворошилов прямо ненавидит меня. Такое же отношение было со стороны Молотова и Кагановича.»13

К середине 1936 года Ягода уже ощущал, что наркомовское кресло шатается под ним, он говорил своему родственнику по линии жены Леониду Авербаху о том, что партия ему не доверяет, что означало угрозу его разоблачения как право-троцкиста. Поэтому вполне понятно почему он решил окончательно раскрыть Зиновьева и Каменева как заговорщиков и убийц Кирова. Ягоде надо было "доказать" Сталину, что ему еще можно доверять. При этом надо было все сделать так, чтобы они во время процесса не проболтались, ведь они много знали.

Ягода хотел избавиться от Каменева и Зиновьева еще в 1935 году, рассказывая:

«Наряду с этим положение Зиновьева и Каменева, осужденных и находящихся в изоляторе, все время меня беспокоило. А вдруг они там что-либо надумают, надоест им сидеть, и они разразятся полными и откровенными показаниями о заговоре, о центре, о моей роли (Каменев, как участник общего центра заговора, несомненно знал обо мне и о том, что я являюсь участником заговора). Я говорю, что это обстоятельство все время меня тревожило. Правда, я принял все меры к тому, чтобы создать Зиновьеву и Каменеву наиболее благоприятные условия в тюрьме: книги, бумагу, питание, прогулки – все это они получали без ограничения. Но чем черт не шутит? Они были опасными свидетелями.

Поэтому, докладывая дело в ЦК, я, чтобы покончить с ними, предлагал Зиновьева и Каменева расстрелять. Это не прошло потому, что данных для расстрела действительно не было. Так обстояло с делом "Клубок".» 109

Они знали, что Ягода в заговоре, но не знали, что он уже их предал. Прошел год, и Ягода собрал материалы, которыми можно было подвести Зиновьева и Каменева в ВМН и снова была угроза, что свидетельствовал там же:

«Летом 1936 г. из политизоляторов в Москву для привлечения к следствию по делу центра троцкистско-зиновьевского блока были доставлены Зиновьев и Каменев. Мне, как я уже говорил, нужно было с ними покончить: они все равно были уже провалены, третий раз привлекались; и я очень беспокоился, чтобы они где-нибудь на следствии не болтнули лишнего. Поэтому я счел необходимым поговорить с ними. Ясно, что ни на допросах, ни вызывать их в кабинет для разговора я не мог. Поэтому я стал практиковать обход некоторых камер, арестованных во внутренней тюрьме. Почти во все камеры я заходил вместе с начальником тюрьмы Поповым. К Зиновьеву и Каменеву (в отдельности к каждому) я тоже зашел, предупредив Попова, чтобы он остался за дверью.

За время 5-10 минут я успел предупредить Зиновьева и Каменева о том, кто арестован, какие имеются показания. Заявил им, что никаких данных о других центрах, принимавших участие в заговоре, тем более об общем центре, следствие не знает.