Заговор

— Это ваше понятие, а не мое.

— Семантика.

— В каком бы состоянии я ни был… в какое бы состояние вы меня ни ввели… я вел разговор о вещах теоретических. Не практических. Это вы вкладывали слова в мою речь. Ничто из этого никак не связано с Эйзенрейхом.

— Это целиком связано с Эйзенрейхом. — Ландсдорф помолчал. — Если это была только теория, то почему она вызвала поначалу такие колебания?

— Я растерялся…

— В самом деле? Тогда почему же сейчас вы так истово не пожелали слушать? Говоря вашими словами, это всего лишь гимнастика ума ученого. Какой в этом вред?

— Меня нисколько не интересует…

— Или, хотите, я дам вам послушать отрывок нашей дискуссии о блюстителе, где вы разъясняете сложные взаимоотношения между знанием и обманом? Или, скажем, обмен мнениями, в ходе которого вы предлагаете объяснения тех разделов манускрипта, которые вызывают наибольшее беспокойство? Ваши замечания весьма убедительны.

— Зачем вы это делаете? — спросил Ксандр. Ландсдорф ничего не ответил. — Укор совести? Не в этом ли суть: вам нужно одобрение всего вами содеянного, нужно услышать, как это благородно, что все мы должны быть вам благодарны за то, что вы взяли на себя такую ответственность? Извините. Вы не получите поддержки от башни из слоновой кости…

— Ваше одобрение мне не нужно.

— Тогда зачем?

Ландсдорф опустил магнитофон в карман.

— Говоря вашими словами, люди слабы.

— Это не ответ.

— Меня тоже беспокоят три моих «гения». Рано или поздно их тоже, разумеется, придется заменить. Возможно, скорее рано, чем поздно. Трое других будут отобраны, подготовлены, приведены в готовность.

— Уверен, что ваше следующее маленькое трио уже подобрано.

— Нет, — произнес Ландсдорф, и во взгляде его сверкнули отблески теплых воспоминаний. — Я свою роль сыграл. — Он оглянулся на Ксандра. — Теперь кому-то другому надлежит взять бразды правления. — Двое смотрели друг на друга в упор. — Как Эйзенрейх выразился? Человек с проницательностью Аврелия и самообладанием Цинцинната. — Ландсдорф собрал бумаги. — Человек с мудростью и прямотой, дабы вдохнуть жизнь в предвидение. — Он снова обернулся к Ксандру. — Я знаю только одного такого.

В комнате стало тихо. Ксандр застыл на месте, чувствуя, как мурашки поползли по спине.

* * *

Вотапек пошел на попятный. Еще полмили до поворота и полмили до ворот. Он был осторожен больше обычного. Вымышленное имя на авиабилете, несколько пересадок по пути, три разных шофера на последних ста милях дороги. Он собирался позвонить и объяснить, почему хочет приехать, однако понимал: старец разубедил бы его приезжать. Старец. Странно было думать о нем так. Все они уже старики. Жизнь, прожитая в погоне за… чем? В последнее время объяснять это стало гораздо труднее. Йонас, наверное, прав. Наверное, они достаточно походили в ярме.

Впрочем, путешествие Вотапек проделал не из-за будущего. Он приехал за ней. И на сей счет не будет никаких обсуждений.

* * *

Последний из них прибыл в 15.11, маленький, с тонкими чертами и тонюсенькой бородкой человек. На вид лет двадцать, руки глубоко засунуты в карманы пальто на добрых два размера больше, чем требовалось. Попав в домик, встал в дверях, пока О'Коннелл, выйдя из-за стола, не подошел и не поздоровался. Представления были сведены к минимуму: имя — Тобиас Пирсон, увлечение — компьютеры. Внешне новобранец казался совершеннейшим чужаком среди шести мужчин и двух женщин, которые приветственно кивнули.

— Это, — возвестил О'Коннелл, — спецупаковка, которую мы доставим на объект. Наш Тоби способен сыграть на чем угодно, где есть клавиатура. Он виртуоз.

Пирсон кивнул, но ничего не сказал. Остальные вернулись к схемам и планам, О'Коннелл вновь занял место во главе стола. Только Сара продолжала разглядывать до странности скромного специалиста, который повел себя совершенно неожиданно. Спокойный едва ли не до неприличия, почти безучастный к окружающему, он обвел взглядом помещение, явно не проявляя никакого интереса к группе, собравшейся вокруг стола. Вид холодильника, однако, вызвал мгновенный взлет бровей, и в считанные секунды Тоби добрался до его дверцы и занялся осмотром содержимого. По выражению его лица Сара поняла, что увиденное виртуозу не понравилось. Несколько раз он порывался взять что-то, но всякий раз отводил руку. Наконец, решившись, вытащил одну банку.

— Все диетическое? — спросил он, ожидая, что кто-нибудь за столом обратит на него внимание. Не дождавшись ни от кого ответа, пожал плечами. И тут заметил Сару. — Я не люблю диетическое, — объяснил он. — У него вкус какой-то серый. Знаете, как у линялых ковров.