— О, пожалуйста, пожалуйста, дорогая Леди, дорогие Господа, — взмолилась я, внезапно поражённая осознанием и страхом, — только не рассказывайте моему Господину о том, что я наговорила этим вечером, только не говорите ему о том, что сказала!
— Мы не скажем ему ни слова, — пообещала мне Леди Бина.
— Ни слова, — поддержал её Астринакс.
— Ни словом не обмолвлюсь, — заявил Лик.
— Спасибо, Леди, — облегчённо выдохнула я, — спасибо, Господа!
— В этом нет необходимости, — сказала Леди Бина. — Он и так каждое слово слышал.
И я уставилась на дверь её спальне. На пороге стоял Десмонд из Харфакса собственной персоной.
— Господин! — вскрикнула я, бросаясь к нему и растягиваясь на животе у его ног, не в силах говорить членораздельно в радости.
Я попыталась прижаться губами, пылко и страстно, губами рабыни, его рабыни, к его сандалиям, но не смогла этого сделать.
Он отступил и приказал:
— Раздевайся.
Я поднялась на колени и, стянув с себя тунику через голову, отложила предмет одежды в сторону.
— Господин! — сказала я.
Но он, не говоря ни слова, повернул меня спиной к себе и, толкнув вниз, повалил на живот. Мои запястья были рывком заведены за спину и связаны. Через мгновение то же самое было сделано с моими лодыжками.
— Пожалуйста, Господин! — простонала я. — Простите меня! Я не имела в виду того, что сказала! Я люблю Вас, мой Господин! В глубине моего сердца, хотя я и сопротивлялась этому, я всегда знала, что я ваша рабыня, с того самого раза, как впервые увидела вас на Суловом Рынке! И неужели Вы, глядя на меня, стоящую на коленях у ваших ног, не знали, что видели перед собой вашу рабыню?
Но уже в следующее мгновение я замолчала. Трудно, знаете ли, говорить, когда тебе в рот втиснули большой кожаный шар, да ещё и затянули ремешок, застегнув пряжку на затылке. Я больше не могла издавать членораздельные звуки. В таковых мне теперь было отказано. Я попыталась скулить, но его рука сгребла мои волосы, и чуть повернулась, натянув их и заставив меня задрожать. Мне давали понять, что я не имею права издавать даже такие звуки.
Затем он встал надо мной и опустился на колени, практически усевшись на моё тело. Краем глаза я увидела блеск металла, а потом и почувствовала его на своём горле. Ошейник прилёг плотно, он точно соответствовал размеру моей шеи. А потом раздался чёткий, решительный щелчок замка, возвестивший, что он заперт на мне. Но я всё ещё носила ещё и ошейник Леди Бины.
— Ключ, — потребовал Десмонд из Харфакса, протягивая руку в сторону.
Леди Бина тут же вложила ключ от своего ошейника в его ладонь. Через мгновение тот ошейник, остававшийся её собственностью, каковой и я сама была до сего момента, был удалён. Десмонд из Харфакса поправил новый ошейник, свой ошейник, на шеё своей недавно купленной рабыни, варварки Аллисон. Моя шея не была свободна от ошейника даже в короткий момент перехода от одного к другому.
— Что Ты теперь собираешься с нею делать? — поинтересовался Астринакс.
— Всё, что захочу, — ответил ему Десмонд из Харфакса.
— Ты ведь услышал, что она тут наговорила? — уточнил Лик.
— Каждое слово, — хмыкнул Десмонд.
— Она о тебе ужасно отзывалась, — заметил Астринакс.
— Если бы такое сказал свободный мужчина, — заявил Лик, — это, несомненно, кончилось бы поножовщиной на высоких мостах.
— Или топорами за большими воротами, или мечами на рассвете на Площади Тарна, — предположил Астринакс.
— Однако свободная женщина, — улыбнулась Леди Бина, — могла бы произнести такую клевету безнаказанно.
— Верно, — согласился Лик, — если только она не схвачена, не раздета и не носит ошейник.
— Но тогда это уже была бы рабыня, — прокомментировал Астринакс.
— Которая была недостаточно почтительна, — добавил Лик, — и плохо отзывалась о свободном мужчине.
— Её бы заживо скормили слинам, — заключил Астринакс.
— Это было бы слишком быстро, — не поддержал его Лик.
— Тогда бросили бы в яму с остами, — пожал плечами Астринакс.
— Тоже слишком быстро, — отмахнулся Лик.
— Объедание угрями? — предложил Астринакс.
— Уже лучше, — похвалил Лик.
— Есть ещё много превосходных способов, — сказал Астринакс. — Тёмная клетка, заполненная голодными уртами, заросли кустов-пиявок, обмазывание мёдом и выставление насекомым и так далее.
Я, совершенно беспомощная, лежала на полу, связанная по рукам и ногам, нагая, с заткнутым ртом, и могла только тихонько скулить и трястись от страха. У меня не было никакой надежды на освобождение. Гореанский мужчина связал меня. Моя судьба была полностью в руках других. Я не могла ни попросить о милосердии, ни даже выполнить что-то из отчаянного умиротворяющего поведения, чему меня обучили в доме Теналиона, поведения, которое для рабыни могло бы означать границу между жизнью и смертью.
— Госпожа и Господа, она ведь даже не может умолять о милосердия, — вступилась за меня Джейн. — Разрешите хотя бы нам просить за неё! Будьте к ней милосердны!
— Я уверена, что она не имела в виду того, что говорила, — поддержала подругу Ева. — Это говорили её страдание и несчастье. Она просто обезумела от тоски. Она думала, что её отвергли и презирали!