Заговоры: Опыт исследования происхождения и развития заговорных формул

Лишь послѣ того, какь случайно^{98}) (хотя быть можетъ не безъ вліянія миѳической связи пчелы и быка, коня…) образовалось сочетаніе мысли о конскомъ прикольнѣ и сидѣньи матокъ на пасѣкѣ, появленіе мысли о послѣднемъ, какъ желанномъ, вызоветъ въ сознаніе и первое. Но тотъ разъ приколъ былъ на лицо, а теперь его нѣтъ; остается поискать нарочно. Съ теченіемъ времени возникаетъ требованіе: когда хочешь заговаривать матокъ, чтобъ сидѣли, найди "приколень що коня припинають", выйми его изъ земли и говори такъ: "як теє бидло було припъяте"… Дѣйствіе, сопровождающее здѣсь заговоръ, представляетъ простѣйшую форму чаръ^{99}). Чары, это — первоначально — дѣятельное умышленное изображеніе перваго члена заранѣе готовой ассоціяціи (именно того, съ чѣмъ было сравнено желанное), имѣющее цѣлью вызвать появленіе второго члена, т. е. сравниваемаго и желаннаго. Досгигаемое этимъ болѣе живое представленіе желаемаго^{100}), при бѣдности содержанія мысли и ея безсиліи отличать субъективное отъ объективнаго, принимается за мѣру, необходимую для появленія желаемаго въ дѣйствительности, за мистическое осуществленіе желаемаго"^{101}). Чары могутъ не имѣть отношенія къ небеснымъ и міровымъ явленіямъ. Такимъ образомъ Потебня выясняетъ роль обряда при заговорѣ. Дѣйствіе, по его мнѣнію, служитъ для болѣе живого представленія изображенія заранѣе уже готовой ассоціаціи, выражающейся въ заговорѣ. За нимъ остается роль второстепенная. Вся сила въ самомъ пожеланіи, томъ самомъ Wunsch, о какомъ говорилъ Крушевскій. Вѣра въ силу слова признается изначальной. "Вѣра в силу слова есть частный случай безсилія мысли разграничить толкованіе воспріятія, его пониманіе с одной стороны и самое воспріятіе с другой стороны. Такое безсиліе есть основное, исходное для человѣчества состояніе мысли"^{102}). Въ связи съ убѣжденіемъ во второстепенности обряда

30

стоитъ и постоянно подчеркиваемая авторомъ яко бы случайность его происхожденія. "Способъ заключенія", какой дѣлается при заговорахъ и чарахъ, по мнѣнію Потебни, — "миѳическій; но онъ не предполагаетъ какихъ либо развитыхъ представленій о божествѣ, а напротивъ предполагается ими"^{103}). "Пусть будетъ данъ миѳъ: "любовь… есть огонь". Если бы можно было зажечь въ любимой женщинѣ огонь, то тѣмъ самымъ бы въ ней загорѣлась и взаимная любовь. Зажечь въ ней самой огня нельзя, но можно подвергнуть дѣйствію огня нѣчто, имѣющее къ ней отношеніе… И вотъ, сопровождая чары заговоромъ, человѣкъ разжигаетъ ея слѣды"^{104}). Въ заключеніе надо сказать, что Потебня, въ связи съ другими продуктами народнаго творчества, и заговоры съ чарами старается привлечь къ объясненію способовъ мышленія. Процессъ мысли, напр., одинъ и тотъ же въ поэтическомъ образѣ, берущемъ часть вмѣсто цѣлаго, и въ чарахъ надъ частью вмѣсто цѣлаго^{105}). Метафорическій образъ превращается въ причину. Среди примѣровъ опять являются заговоры и чары^{106}).

Плодомъ непосредственнаго вліянія Потебни является работа Ѳ. Зелинскаго "О заговорахъ". Изслѣдователь отправляется прямо съ того мѣста, гдѣ остановился первый. Онъ принимаетъ данное Потебней опредѣленіе заговора, но вноситъ въ него существенную поправку, именно: откидываетъ сравненіе съ даннымъ явленіемъ. Остается только сравненіе съ явленіемъ, нарочно произведеннымъ^{107}). Эта поправка дѣлается на томъ основаніи, что изслѣдователь пришелъ къ убѣжденію, что формула сравненія родилась изъ дѣйствія. Первоначально были чары дѣйствіемъ; потомъ къ нимъ психологически необходимо присоединилась формула. Вотъ какъ авторъ описываетъ этотъ процессъ. "Для произведенія желаемаго явленія производится чара, т. е. явленіе, сходное съ желаемымъ и ассоціированное

31