Заградотряд

Когда в сапёрную роту пришли люди из «Бранденбурга», никто из уцелевших в бою возле деревни Малеево и предположить не мог, чем это для них обернётся. А первый и второй номера Schpandeu Отто Зигель и Хорст Хаук вообще спали в крестьянской избе. Одному из них снилась девушка на летнем лугу. Что прекраснее может сниться солдату вермахта в глубине России посреди Восточного фронта? А другому – жуткий кошмар, которого он потом толком и вспомнить не мог и в конце концов смирился, слушая рассказ товарища и хотя бы таким способом пытаясь разделить с ним то прекрасное, чего они не лишены здесь хотя бы во сне. Всё разрушила команда строиться и приготовиться к маршу.

Но к маршу готовиться пришлось только им двоим. Из всего взвода, оставшегося от сапёрной роты после двухнедельного нескончаемого наступления, гауптман Хорнунг выдернул из строя именно их пулемётный расчёт. «Чёрт бы его побрал, этого Хорнунга, с его всегда сияющей белизной рубашкой!» Словно Рыцарский крест недопустимо носить при условии, что рубашка под мундиром будет не столь безупречной. Вот за что они все любили своего унтер-фельдфебеля Витта – тот копошился вместе со взводом в том же дерьме, что и все, не был столь щепетилен в одежде. И Рыцарский крест тоже давно заслужил. Только пока не получил его. Просто не получил. Но в глазах взвода, их славного взвода, именно унтер-фельдфебель Витт, пусть и орёт он порой несправедливо, самый настоящий герой во имя Великой Германии.

Когда гауптман Хорнунг приказал выйти из строя пулемётному расчёту обершютце Зигеля, командир взвода проводил своих лучших солдат таким взглядом, который оба запомнили навсегда. Видимо, Витт уже знал, что их ждёт.

И вот они сидели в лесу возле погашенного костра и дремали. Снова одному из них снился летний луг, пахнущий ладонями любимой, её прелестная улыбка… Зигель вздрогнул и почувствовал, как вздрогнул его товарищ, сидевший рядом, спиной к нему. Пулемёт с коробкой на двадцать пять патронов стоял рядом, прикрытый плащ-палаткой.

– Проклятый холод, – прошептал один из них.

– Проклятая Россия. Если здесь такой холод в октябре, то какой же будет зима?

– Зимовать мы будем в Москве, Хорст.

– Ты так считаешь?

– А ты?

– Я об этом стараюсь помалкивать. Лучше не искушать судьбу. Штейгер и Зибкен тоже считали, что завтра мы будем в Москве. Помнишь, о чём мечтал Рудольф?

– Самовар?

– Да, русский самовар. Жаль, что те, которые нам попадались на пути, ему не нравились. Он думал, что самый красивый, самый роскошный самовар он найдёт в Москве и увезёт его к себе на родину. А мы даже не смогли похоронить их.

Там, где час назад горел костёр, шевельнулась тень. Кто-то встал. Наверное, снова этот лось с длинной фамилией из силезцев. Силезца приставили к ним, и тот не спускал с них глаз.

– Послушайте, вы, – сказал силезец на своём жутком диалекте, – если сейчас же не заткнётесь, я перережу вам глотки.

Они здесь не в родной сапёрной роте, пришлось замолчать. К тому же у силезца нашивки то ли унтер-офицера, то ли фенриха. Под камуфляжем не видно.