Загубленная жизнь Евы Браун

Блюда, особенно для важных гостей (в таких случаях Евы, разумеется, за столом не было), готовились из свежайших продуктов с огорода или образцовой фермы Бергхофа, к столу подавались превосходные немецкие вина. Трапеза заканчивалась в три часа пополудни, иногда даже позже, после чего либо Гитлер и Ева потихоньку удалялись в спальню «вздремнуть после обеда», либо он вел группу друзей и нескольких должностных лиц из своей личной канцелярии по усыпанным гравием тропинкам, вдоль которых ненавязчиво выстраивались охранники Бергхофа, через сосновую рощу, вниз к Чайному домику, на чашечку кофе или, после четырех часов, на вечернее чаепитие. Гитлер называл такую двадцатиминутную прогулку «зарядкой для собак», и, как правило, это был его единственный выход на улицу за целый день.

Чайный домик стоял на скале под названием Моосланеркопф, на краю небольшого каменистого плато — естественного обзорного пункта. В хорошую погоду Гитлер и Блонди сидели на скамейке, обозревая панораму. Если день проходил в узком кругу друзей, Ева могла сидеть или стоять рядом или же фотографировать его в приватной обстановке. Далеко внизу петляла изгибами река Ахе, по берегам которой, словно спичечные коробки, были рассыпаны деревянные домики.

Чайный домик был уродлив снаружи и претенциозен внутри. Мраморные стены большой круглой комнаты украшали золотые инкрустации. Половину одной стены занимали огромные окна. Почти все помещение загромождал длинный низкий стол. Вокруг него стояло десятка два мягких кресел. Те, что пошире и поглубже, предназначались для фюрера. По левую руку от него устраивалась Ева Браун, с другой стороны — почетные гости, а Чайный домик тем временем наполнялся ароматом свежего кофе. Гитлер пил яблочный или тминный чай и уговаривал своих гостей попробовать только что испеченный яблочный торт и всевозможные маленькие пирожные. Часа два все потягивали кофе, жевали сладости и болтали о пустяках. Мало-помалу Гитлер начинал клевать носом в своем кресле, после чего окружающие продолжали беседу шепотом. Когда он просыпался, притворяясь (как часто делают любители дневного сна), что вовсе не дремал, а думал с закрытыми глазами, бронированный «мерседес» или сделанный для него по специальному заказу черный кабриолет «фольксваген» отвозил его наверх в Бергхоф. Ева предпочитала уходить одна со своими собаками, так как, присоединись она к остальным, ей пришлось бы плестись в самом конце, как простой секретарше или телефонистке, несмотря на то, что она, быть может, всего два часа назад занималась любовью с Гитлером. Как ни удивительно, большинство людей, не принадлежащих к ближайшему окружению, принимали этот фарс за чистую монету, и до конца войны всего несколько лиц из низших эшелонов партии знали, кто она на самом деле.

Ужин, который подавали к полуночи, а то и позже, в зависимости от того, сколько длились вечерние совещания Гитлера, во многом походил на обед. Обычно он состоял из холодного мяса с салатом, жареной картошки с тушеным мясом или яйцами, лапши с томатным соусом и сыра. Возможно, под влиянием диеты Гейлорда Хаузера, невероятно популярной в тридцатых годах, Гитлер любил свежевыжатые соки из овощей и фруктов, круглый год выращиваемых в теплицах Оберзальцберга. Гитлер ел довольно много, быстро и даже на своей спартанской диете набирал вес. (Как бы скудны ни были его основные блюда, в промежутках между ними он продолжал поглощать кремовые пирожные.) После ужина все обыкновенно смотрели фильмы, заранее выбранные Гитлером и Евой из списка немецких, американских и британских новинок. (Цензуру игнорировали.)

В обязанности Евы входило убеждать фюрера отдохнуть и следить за тем, чтобы он расслаблялся и получал удовольствие от болтовни и смеха своей излюбленной компании. Во время совершенно неформальных вечеров он предпочитал находиться в обществе своих придворных шутов, в особенности Генриха Гофмана и Макса Амана (последний некогда был старшиной его роты, а потом стал его личным банкиром), давних друзей, которым прощались любые вольности.

«Я очень привязан к Гофману, — как-то сказал Гитлер. — Когда Гофмана нет рядом несколько дней, я скучаю по нему». Один из гостей подобострастно воскликнул: «О мой фюрер, профессор Гофман был бы счастлив это слышать!» На что Гитлер ответил: «Да он прекрасно сам знает. Он вечно меня высмеивает. Настоящий «комик без улыбки», и всегда ухитряется выискать жертву. Эта троица — Гофман, Аман и Геббельс — как сойдется вместе, так хохочет без умолку». [Норман Камерон. «Застольные беседы Гитлера»]