Двадцать девятого апреля 1938 года группа из восьми человек, включая Гретль Браун и мать Евы Фанни, а также двух докторских жен, Анни Брандт и Ханни Морелль, вылетела на одном из личных самолетов Гитлера (у него их было три) на озера Северной Италии. Им предстояло провести очередные итальянские каникулы, прогуливаясь по магазинам, осматривая достопримечательности и загорая на пляжах. Сама Ева покинула Бергхоф на неделю позже, третьего мая, в поезде особого назначения, на котором Гитлер отправлялся в Италию с официальным визитом. Не такая уж уступка с его стороны, как кажется: его сопровождала свита из почти пятисот дипломатов, военных и партийных лидеров, журналистов, среди которых Ева могла оставаться незамеченной. Сначала, третьего мая, поезд прибыл в Рим, где немецкий фюрер должен был вступить в переговоры с итальянским дуче — Муссолини, — чтобы подробно обсудить установление в Европе нацистско-фашистского режима. Помимо того, Гитлер собирался нанести не слишком важный визит вежливости оттесненному на задний план итальянскому королю.
Государственный визит открылся ослепительным банкетом во дворце Квиринал, резиденции Савойской династии. Гитлер обменялся пустыми любезностями с королем Виктором Эммануилом III и августейшей семьей, холодно отвечавшими ему тем же. Гитлер и его непосредственное окружение (но не Ева) остались в Квиринале на ночь. Ева и ее сопровождающие поселились инкогнито в отеле «Континенталь». Она попала на аудиенцию к Папе Римскому, что ее, как набожную католичку, очень впечатлило и взволновало. Когда Муссолини наконец понял, кто она, то прислал ей в подарок безумно дорогой саквояж крокодиловой кожи, полный всевозможных туалетных принадлежностей и итальянской косметики. Ева, должно быть, очень обрадовалась как самому подарку, так и тому, что он означал — молчаливому признанию ее роли в жизни Гитлера. Они с фюрером ухитрялись время от времени встречаться — ненадолго и незаметно. По плану его маршрута видно, что они посещали одни и те же места — Рим, Флоренцию и Неаполь — в одни и те же дни. Похоже, все принимали ее за безымянную зрительницу, запечатлевающую на пленку парады, мощь и блеск. 5 мая в Неаполе какой-то незнакомец угрожал ей ножом, явно не подозревая, с кем имеет дело. Она осталась невредима и отправилась смотреть парад военно-морского флота, а потом, вечером — великолепное представление «Аиды» Верди, правда, не в королевской ложе Гитлера. Итальянцы называли Еву
Ева со своими спутницами осталась в Италии. Спотыкаясь на высоких каблуках, она бродила по древним площадям, вымощенным булыжником, забиралась на ступени флорентийского Понте Веккио со своей матерью, обе — в серых шерстяных костюмах и тирольских шляпках с перьями, во всем блеске баварской роскоши. Ева, Имельда Маркос Третьего рейха, заказала еще обуви от своего любимого производителя, хотя имела уже десятки пар.
Сальваторе Феррагамо писал в автобиографии: «Персидская царица Сорайя, Мэй Уэст, Павлова и Ева Браун носили обувь размера 6В» (соответствует английскому размеру 4–4,5 или европейскому 36,5–37, размеры Феррагамо отличаются от размеров других производителей). И далее:
…Ева Браун носила только обувь Феррагамо, всех видов и фасонов. У нее были нормальные, хорошие ножки, и ей подходило абсолютно все. Начала она посещать мой салон еще до войны, всегда в сопровождении целого отряда нацистских охранников, грохочущих сапогами и при каждой возможности рявкающих «Хайль Гитлер!». [Последнее, видимо, выдумка, учитывая маниакальное стремление Гитлера сохранить ее анонимность.] В то время я ничего не знал о ее личной жизни, для меня она была просто немецкой актрисой и очередным клиентом. Только много лет спустя я понял подлинную связь между запросом высшего командования Германии на изготовление ее туфель и ее появлением в моем салоне.