Заячьи петли в золотом тумане (СИ)

   Я кинулся к выключателю, погасил свет и вырубил бормотавший в углу телевизор. Осторожно выглянул в окно из-за шторы: площадка перед домом пуста, у подъезда тоже никого нет. Может, эти самые молодцы, что стояли здесь вчера, и сдернули домкрат, уронив машину на Фреда? Плохую шутку сыграла с ним обновка: видевшие раньше меня в этом одеянии не разобрались, кто под машиной, и сымитировали падение с домкрата. Да, за мою скромную персону взялись серьезно, и не факт, что дадут мне возможность спокойно уехать, как я планировал.

   В замке завозился ключ, дверь открылась на секунду, впустив в коридор свет с лестничной площадки и Павла Степановича. Он вошел, тихо закрыл замок, я встречал его посреди комнаты. Подойдя, он неловко меня приобнял:

   -Живой-здоровый! А мне ребята, что волну "скорой" слушают, позвонили, говорят, вызов на стоянку у КПП. У меня сердце ёкнуло, приехал. Вижу - ведут кого-то от твоей машины, санитары поддерживают, и одет в твой спортивный костюм. Набрал, а ты отвечаешь! В общем, Фреда придавило, но не сильно, подробности будут позже. Я в больницу звонил, есть там у меня контакт. Те, кто на стоянке управился, пока думают, что это тебя увезли. Пусть думают. Разберутся, конечно, но не враз. Плотно они в тебя вцепились! Человека изувечить - это не в пустую квартиру зайти. Так что времени - в обрез. Сегодня, может, и не придут в гости, но лучше тебе прямо сейчас подорваться и судьбу не испытывать. Давай, собирайся, а квартира на нас. Ты как, готов?

   Я готов. Пути внезапного отъезда готовил загодя, не привлекая внимания, чтобы у следивших за мной и опасения не возникло, что я их учуял. Рывок из-под присмотра должен стать для них полной неожиданностью. Первым с моей дорожной сумкой в руках вышел Павел Степанович, спустился вниз и на первом этаже выключил свет во всем подъезде. Я сорвал с вешалки свою кожаную куртку и, стараясь сделать это бесшумно, закрыл дверь и присоединился к нему. Прошли вдоль дома, прижимаясь к стене, зашли за угол. Метрах в пятидесяти, заросшие кустарником и травой, еще держались плиты ограждавшего военный городок забора. Тихо и темно, свет только из окон домов. Пройдя вдоль ограждения метров триста, подошли к сдвинутой плите, именно здесь поколения самовольщиков покидали пределы части. Через щель я выбрался наружу шустро, а габаритный Павел Степанович попыхтел, едва не застряв. Вниз, наискосок по крутой насыпи, сбегала тропинка. Прошли по ней и вышли к заброшенному мукомольному заводу, ворота которого были закрыты навсегда тяжелой якорной цепью. Безлюдная городская окраина, темно, лают собаки, вдалеке посверкивает искрами трамвай. Павел Степанович достал из кармана куртки телефон, пикнул кнопками и сказал в него несколько слов. Перебрали до прихода машины то, о чем не успели проговорить, он спросил, нет ли нужды в деньгах, я отказался. Неподалеку остановилась легковушка, два раза мигнули фары. Мы обнялись, и я уехал.

   По ночным улицам поехал к товарной станции, там промежуточная остановка электрички. То есть, почти к станции. Последние события подтвердили, что доверие - штука опасная и очень неблагодарная. Поэтому конечной точкой поездки я назвал водителю такси троллейбусный парк метрах в трехстах от нужного мне места, а уйти отсюда можно в десяти направлениях. Доехали, я вышел и без оглядки двинулся вдоль застывших на ночь рогатых машин. Такси сзади газануло, шум двигателя стал стихать, вот скрылись сигнальные огни. Я повернул назад и двинулся к товарному двору. Залез в кусты за платформой, пересидел до утра и без десяти шесть, не выспавшись и подрагивая от утренней прохлады, забрался в вагон электрички. Он почти заполнился едущими на работу железнодорожниками: этот ранний рейс был их рабочим поездом, обычных пассажиров мало. Сидя подремал на обтянутом дерматином жестком сиденье, и около девяти утра сошел на Крестовой.

***