Заячьи петли в золотом тумане (СИ)

   Дело, тем не менее, замять не удалось, тем более что мой рапорт ушел через голову непосредственных командиров, уж я постарался. Полковнику помотали нервы, проводя ревизии и сверяя подписи на различных бумагах, но, в конце концов, как и водится, отпустили с миром на пенсию. Мне же не забыли вынесение сора из избы не только мои непосредственные начальники, но и оставшиеся без солидной подкормки друзья полковника. И при первом удачном случае перевели из-под Иркутска, где все это и случилось, сюда, в мой родной город, а потом скоренько подвели под "сокращение рядов" и увольнение из армии - часть, куда я был поспешно откомандирован с прежнего места службы, вскоре расформировали, она уже года два готовилась к сокращению. О чем не могли не знать слившие меня сюда кадровики. Вылетел я в запас в теплой компании: резали по живому, и под нож отчего-то чаще попадали не пузатые и сонные штабисты, а все больше нормальные строевые офицеры, исправно тянувшие служебную лямку, но при этом не заискивающие перед вышестоящими погонами и говорившими правду без оглядки. Так я оказался на гражданке.

   ***

   Как бы человек ни был счастлив в своей сегодняшней жизни, оглядываясь назад, он вздыхает. Тем более, что особо счастливым назвать себя сегодня не могу.

   Родился я в обычной семье среднестатистических советских интеллигентов: отец работал инженером на радиозаводе, мама преподавала немецкий язык в институте. Жили мы так же, как и все в те годы, то есть вполне нормально. Отец понемногу подрастал в должностях и закончил трудовой путь главным инженером радиозавода, который перестал существовать через очень короткое время после его ухода на пенсию. Мама до этого дня не дожила: по стечению обстоятельств ей пришлось поехать в филиал института подменить заболевшую коллегу на экзаменах, машина с преподавателями попала в аварию на скользком после осеннего дождя шоссе. В те дни я заканчивал прохождение производственной практики в Томске. Телеграмма о гибели мамы пришла поздно ночью, и я, разбуженный, сидя на раскладушке в общежитии, несколько минут не понимал ни смысла текста в поданном мне бланке, ни причин внезапных слез нашего коменданта, железной женщины тети Клавы.

   После похорон мы с отцом вернулись в свою так неожиданно осиротевшую квартиру. Жили вдвоем с ощущением пустоты в душе, образовавшейся после того, как окружавший нас гармоничный и привычный мир разбился на мелкие осколки, восстановлению не подлежавшие. А потому грустным было наше житье. "Пустое гнездо" - так называют социологи дом, покинутый детьми, в котором остались одни родители. У нас дом без мамы тоже стал пустым гнездом...