Заяц с янтарными глазами

Иногда в дождливую погоду Элизабет водила мальчиков в галерею Же де Пом на краю садов Тюильри. Там в длинных, ярко освещенных залах они разглядывали картины Мане, Дега и Моне из коллекции Ш. Эфрусси, завещанные этому музею Фанни и ее мужем, ученым-эллинистом Теодором Рейнаком. В Париже еще остаются родственники, но поколение Шарля уже ушло, передав собственность в дар приютившей его стране. Рейнаки подарили Франции свою виллу «Керилос», выстроенную по модели древнегреческих храмов, а двоюродная бабушка Беатрис Эфрусси де Ротшильд завещала Французской академии свою цветочно-розовую виллу в Кап-Ферра. Семья Камондо передала государству свои коллекции, да и Каэн-д’Анверы поступили так же со своим замком под Парижем. Прошло уже семьдесят лет с тех пор, как первые семьи еврейских переселенцев построили себе дома на золотистой рю де Монсо, и вот теперь они начали кое-что возвращать принявшей их щедрой стране.

С точки зрения вероисповедания брак оказался довольно любопытный. Хенк вырос в строгой религиозной семье (вид у этих людей в черных костюмах и платьях очень обреченный), но потом ушел к меннонитам. Элизабет, прекрасно сознававшая свою принадлежность к еврейскому народу, читала христианских мистиков и склонялась к обращению. Речь не шла о поспешном обращении ради брака или ради того, чтобы лучше ладить с соседями, да и обращаться она собиралась вовсе не в католичество (я вообще сомневаюсь, что хоть одна девушка-еврейка, выросшая в Вене, напротив Вотивкирхе, могла бы сделать такой выбор), а в англиканство. Оба посещают англиканскую церковь в Париже.

Когда же дела у Англо-Батавской торговой компании пошли плохо, Хенк потерял очень много денег — собственных и чужих. Среди прочего, он лишился состояния, принадлежавшего Пиц — необузданной кузине и подруге детства Элизабет, которая сделалась многообещающей художницей-экспрессионисткой и вела богемную жизнь во Франкфурте. Потеря такой крупной суммы стала кошмаром для семьи: горничную и шофера рассчитали, мебель отвезли на парижский склад и начались сложные поиски решения: что делать дальше.

Финансовая некомпетентность Хенка отличалась от некомпетентности его тестя Виктора. Хенк умел ловко вытворять с цифрами разные штуки. Мой отец рассказывал, что тот мог быстро проглядеть три столбца с цифрами, отнять один и с улыбкой предъявить результат (верный). Он просто полагал, что и в обращении с деньгами способен на такую же ловкость рук. Он думал, что все еще наладится, рынки снова оживут, корабли придут в порт и потерянные богатства снова вернутся владельцам — с тем же легким щелчком, с каким захлопывается его изящный шагреневый портсигар. К сожалению, он переоценил свои способности.

А Виктор, насколько я понимаю, никогда не питал подобных иллюзий и не верил, будто может как-то повлиять на столбцы. И я с большим запозданием задумываюсь: а каково было Элизабет осознавать, что она вышла замуж за человека, который обращается с деньгами почти столь же неумело, как ее отец?

Игги окончил Шоттенгимназиум и третьим покинул дом. У меня есть фотография его выпускного класса, и поначалу я не могу найти его — пока вдруг не узнаю довольно осанистого юношу в заднем ряду, в двубортном костюме. Он похож на биржевого маклера. Галстук-бабочка, носовой платок: заметно, что этот юноша только учится, как правильно стоять, как выглядеть убедительно. Что, если, например, встать, заложив руку в карман? Или, может быть, лучше засунуть в карманы обе руки? Или даже — да-да, так лучше всего — запустить руку в жилет: это поза завсегдатая клубов.

Чтобы отпраздновать окончание школы, он отправился в автомобильное турне вместе с друзьями детства, Гутманами: из Вены — в Париж, долгим кружным путем через Северную Италию и Ривьеры, на «испано-сюизе» — огромной, баснословно дорогой машине. Вот на каком-то холодном, солнечном перевале трое юнцов сидят на заднем сиденье с опущенным верхом, укутанные в дорожные плащи, в защитных очках поверх дорожных шлемов автомобилистов. Впереди громоздится их багаж. Рука шофера замерла над рулем. Капот машины исчезает за левым краем фотографии, а багажник — за правым. Такое ощущение, что машина едва удерживает равновесие на точке опоры, едва не паря между двумя резкими понижениями.