Заигрывающие батареи

Как оказалось вскоре — не хватило. Столько техники в одном месте Новожилов еще не видал. Десятки, если не сотни танков, бронемашин, бронетранспортеров, самоходных орудий и всяких не виданных ранее гусеничных и колесных чудищ сбиты были тесно на здоровенном поле, стояли почти вплотную, бок о бок. Чудеса инженерной мысли, сделанные для разрушения и истребления, выполненные гениальными творцами для смерти человеческой. Венец технической культуры, предел совершенства! Сапер у себя в деревне восхищался железом, простым железом, даже не то, чтоб качественной сталью, а немного поработав в кузне подручным знал, что это за драгоценный в работе материал. Подковы, лемехи, косы, топоры и пилы, все, без чего работать было невозможно, а значит — и жить тоже — все металлические предметы были для него, как и любого крестьянина — сокровищем. И он знал, как сложно все металлическое сделать. Немудрено, что раньше кузнецов колдунами считали.

Потому и не удивлялся, когда перед войной на политинформации о хищном оскале капитализма лектор приводил в пример действия франко — турецко — английских захватчиков в Крымскую войну, когда, покидая полуостров, интервенты увезли с собой все дверные петли и ручки, печные дверки и вьюшки, вообще все металлическое с оккупированной территории. Вполне понятное действие. И сейчас не удивлялся, когда рассказывали о новых оккупантах — слыхал такое и про немцев и про румын и про венгров — все вывозят, что могут, если успевают. Понятное дело, воры всегда самое ценное утаскивают. Металл — ценность. Уважал Новожилов металл.

Здесь на СПАМе этого добра было невероятно много. И какого! Самая качественная броневая сталь, из толстенных плит которой были сделаны танковые корпуса и башни, а из плит потоньше — бронемашины. По сравнению с колхозной кузней даже и не понять было — какая же мощь у танковых заводов, если они такие изделия выпускают! Нечеловеческое что-то было в этих броневых машинах! Поражавшее обычное понимание и воображение.

И еще более нечеловеческой силой они, эти стальные гиганты, были пробиты навылет, разворочены, вывернуты наизнанку и перекурочены. Часть техники даже и опознать было трудно, настолько ярость взрывов их покалечила. Разве что по каткам… Да и то — стоя рядом с грудой горелой стали, представлявшей уцелевшее днище с бортами, в котором внавал, как в громадном корыте, громоздилась рваная закопченная рухлядь в виде неподъемных огрызков толстенных плит, бывшая раньше башней и верхом корпуса боевой машины, даже и верхние катки было не сосчитать — торчал один, а посереди был пролом. Сапер помнил — если наверху три катка — то это немецкий танк «трешка», если «четыре» — то, соответственно — четверка. Но здесь все было не так очевидно.

И если как-то было понятно, как раздолбали эти советские легкие танки, то стоявшие, словно металлические холмы «Тигры» и «Пантеры» выглядели несокрушимыми. Больно уж громадные! Ан вот — стоят рядышком. И наши тридцатьчеверки и немецкие средние танки — и Черчилли и «Бруммбары», все тут встали.

Ветерок посвистывал среди стальных руин, гудел в стволах заглохших уже навсегда пушек. И дико смотрелась мертвая техника на этом своем кладбище — еще и потому, что загадили стащенные сюда махины землю, содрав заклинившими гусеницами и корпусами слой дерна, залив капающим из разорванных утроб маслом и топливом, после которого трава не хотела тут расти, завалив непонятными вычурными деталями и кусками металла все вокруг. И среди этой стальной помойки то тут, то там замечал опытный саперский глаз множество боеприпасов. Даже в разваленном взрывом танке — том самом, то ли «трешке, то ли четверке» среди кусков брони торчал не пойми как сохранившийся в огне закопченный унитар.

Вся эта техника шла в бой загруженная под завязку снарядами и патронами, гранатами для экипажей, да много еще чем смертоносным — даже специальными подрывными зарядами, которыми опасливые немцы снабжали свои тяжелые танки, полагая, что у командира экипажа при выпрыгивании из подбитой машины будет время запустить самоуничтожение пушки. То же ждущее своего часа добро — в бронетранспортерах и самоходках, где чего только не оставалось от прежних хозяев.