Заигрывающие батареи

Замковой играючи выдернул из зажимов здоровенную деревянную дубину, которой засовывали (досылали) в ствол снаряд, чтоб гильза тоже влезла, намекающе глянул. Воспитанный Попов пожал плечами и отправился к старшине. Тот вроде как и не вызывал, но плох тот старшина, который не найдет чем озадачить и припахать. Когда сержант вернулся через полчаса, хитрый черный человек старательно пыхтел в самом грязном и неудобном месте под орудием. А весь расчет смотрел невинными агнцами. Только у еврея — установщика что-то этакое в глазенках приплясывало. К слову, при перекатывании орудия он всегда висел на конце ствола, облегчая расчету поднимание станин. Только потом до сержанта доперло, что это физически было самое легкое и насчет евреев он тоже сделал заметочку в памяти.

Думал сержант, что побежит жаловаться черный хитрый человек к замполиту, тем более, что оказалось — владеет русским языком очень и очень прилично, но — не побежал. Судя по намекам деликатного наводчика — было что расчету сказать в ответ. Не любили хитреца в расчете, всем он уже надоел своей ушлостью. А другие артиллеристы и сами были не промах, чай — не пехота.

Так что сильно изменился тот наивный мальчик. Многие знания — усугубляют печали, а куда денешься? Позже зато отсутствие доверчивой наивности не раз спасало из передряг. Хотя доверять Попов не разучился, а вот от наивности — избавился. И тем, кто должен был выполнить нахальную до дерзости операцию он, особист, доверял в достаточной мере.

Штрафбат был своеобразным подразделением. Командиры рот и взводов, особист и разумеется, сам комбат, были обычными офицерами, также обычными были старшины, писаря и прочая публика входившая в штат батальона. Правда льготы были разные, оклад выше, день за три и так далее. А рядовые в нем были как раз штрафниками, поголовно офицерами, за самые разнообразные проступки наказанные сроком в штрафбате. Давали самое большее до трех месяцев, (за 5 лет по приговору — месяц, за 8 лет — два и за 10 — три эквивалентом) после чего преступление считалось искупленными и штрафник — рядовой опять становился офицером, просто на время словно замораживалось его офицерство и награды. Хитрость была в том, что в эти три месяца — считалось только пребывание на передовой. Если штрафбат в затишьи сидел в ближнем тылу — срок не шел. Штрафники некоторые и полгода в батальоне, случалось без списания срока, находились и большинству это крайне не нравилось, все же быть на передовой офицером или рядовым — разница большая. А в ближнем тылу — и подавно.

Задачки командование нарезало заковыристые, но, как правило, помня, что состав непростой — а офицера готовить долго, потому в общем старались зря на пулеметы не гонять, зато в рейдах и прорывах такие штрафбаты частенько работали, в отличие от штрафных рот, где отывали наказание только рядовые и сержанты.

Соотвественно и отношение к своему переменному составу у командиров было сдержанно-уважительное, всякие люди попадали в штрафбат, а от тюрьмы да сумы, да и война штука долгая, мало ли где дорожки пересекутся… На войне всякое может случиться, хотя, конечно, к разным нелепым попаданцам отношение менялось, особенно когда вина попадунов этих была слишком уж наглядной.

Одно дело — командир эскадрильи, у которого новичок ухитрился воткнуться в тренировочном полете в хвост ведущему, отчего погибли оба пилота и два истребителя разбились и сгорели. И другое — когда отвергнутый ухажор от обиды в живот медсестре выстрелил. Особенно если учесть, что у комэска было несколько весомых орденов, а у страстного ухаря — ни одной боевой награды и «босая грудь», как иронично фронтовики называли тех служак, кои не получали никаких наград. «И на груди его могучей, сияя в несколько рядов, одна медаль висела кучей, и та — за выслугу летов!»

В общем странное это было подразделение, словно скопированное со знаменитых белогвардейских офицерских рот. Но такое и сам особист никому бы не сказал, да и другие бы остереглись. Хотя — думали, особенно когда в кино показывали старый фильм «Чапаев» с известным эпизодом психической атаки офицеров — каппелевцев. Попов долго не мог понять идиотов, которые парадным строем шли на пулеметы, хотя Великая война должна была бы отучить от таких эскапад. Потому не удивился, узнав случайно, что в жизни такого парада не отмечено, а у беляков банально не было патронов, потому и не стреляли, атакуя. У чапаевцев тоже патронов было совсем мало, но все же хватило.

Позже, когда самому Попову пришлось выходить из окружения и у него было пять патронов в винтовке и он считался шибко богатым — понял, каково это, воевать без боеприпасов. И насмотрелся тогда на всякое, после чего знал точно — человек на все способен — от высочайшего героизма, когда собой жертвуют за других, до нижайшей подлости, когда друзей кладут, лишь бы свое животишко спасти. Потому, читая личные дела штрафников — старался не удивляться ничему.