Зайка

ВСЕМИ ЛАПКАМИ ЗА! А давайте принесем что-нибудь с тыквенной пудрой?!?!?!?!

О! МОЙ! БОГ! НАМ НУЖНА ЦЕЛАЯ ТОННА ТЫКВЕННЫХ СПЕЦИЙ!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

* * *

Я наблюдала за тем, как эта переписка растет, обрастая капсом и бесконечными смайликами, и мне начало казаться, что мою шею оплетает удушающая лиана. Помню, как у меня вспотели ладони и заколотилось сердце. Я просто не могла заставить себя встать со стула. Я видела, как меняется время в углу моего компьютера, как солнце все ближе клонится к горизонту. Свое отсутствие на празднике я никак не объяснила, не считая письма, отправленного Бенджамину по электронной почте на следующее же утро. Прости, мне было плохо. Уверена, на празднике они взяли его в оборот и напичкали историями о том, какая я угрюмая, как сторонюсь нормального общества безо всяких адекватных причин, и вот у него появилась возможность лично в этом убедиться. Теперь он перешел на их сторону. И думает, что я – ложка дегтя в местной бочке меда.

Я всегда хотела поговорить с ним, объяснить, почему не пришла на его праздник в тот день. Хотела сказать, что я очень хотела прийти, но меня отпугнула переписка одногруппниц. Хотя, мне кажется, ему было бы наплевать на все это. Или он просто не поймет. Типа… чего?

Поэтому я просто говорю ему:

– Да. Я опаздываю на самолет.

– Очень жаль, – похоже, он искренне сожалеет. – Если не можешь остаться, хотя бы возьми с собой, – говорит он, протягивая мне целлофановый пакет, полный заячьих пекарских извращений. – По-моему, это Элеанор испекла, – говорит он, заметив, что я смотрю на пряничных человечков. – Милые они, правда?

Я, как зачарованная, пялюсь на ухмыляющееся лицо пряничного человечка с кривыми ручками и ножками. На его пустые холодные и безжалостные глаза.

– Да, очень.

Я беру у него пакет, потому что в случае отказа нужно сказать хотя бы «Нет, спасибо», а я не могу, потому что в горле у меня по-прежнему сидит раскаленный ком. Я отхожу от Бенджамина, сделав вид, что очень спешу куда-то. Или опаздываю. Иду к выходу, низко опустив голову, и тут врезаюсь во что-то, по ощущениям – в стену из живой плоти. Поднимаю голову. И вижу прямо перед собой Льва.

– Саманта, мы не могли бы перекинуться словечком у меня в кабинете?

22

– Закрой, пожалуйста, дверь, – он усаживается за стол и наводит на нем порядок, собирая какие-то бумаги. На меня не смотрит. – Присаживайся.

Я сажусь в кресло напротив. Всё еще в пальто. Прижимая к себе кулек с печеньем. Я едва заметно шатаюсь. Перепила.

Он кажется выше и стройнее, чем прежде. Его грива переливается в свете кабинетных ламп. На руках прибавилось татуировок-ветвей. А на ветвях – чернильных воронов, глядящих прямо на меня белыми глазами.

– Саманта, нам нужно поговорить.

Он поднимает на меня взгляд и тут же опускает его на пакет с печеньем. Я не была здесь с прошлой зимы, когда приходила на консультации по диплому, официальные, неловкие и на «Вы», если сравнивать с тем, как мы с ним проводили время осенью за пределами кампуса. Когда пили томный марокканский чай в восточном ресторане. Или обедали, а бывало и ужинали в пабе-подвальчике. Сначала один стаканчик, а затем второй. Третий, почему бы и нет? А после…

Он насиловал тебя? Накачивал наркотиками? Привязывал к стулу?

Нет.

Просил тебя отсосать?

Нет.

Ну член-то он тебе наверняка показывал?

Нет.

Пожалуйста, только не говори, что он клал руку тебе на колено. Или я закричу.

Он говорил, что ему нравятся мои колготки. И моя длинная челка. Один раз он похвалил мои духи. Спросил, есть ли в них янтарные нотки.

И?

И я сказала, что нет. А потом сказала – может и да, не знаю.

И?

– Что это было, Саманта?

– Ничего, – бормочу я.

– Ну… Как прошел твой семестр? – спрашивает он.

– Хорошо, – киваю я. – Просто замечательно.

Он поднимает бровь. Однажды, когда мы с ним напились, я сболтнула ему, что называю Урсулу «Фоско», и он так расхохотался, что чуть не забрызгал мне лицо вином.

– Значит, тебе понравилось в Мастерской Урсулы?

– Да. Очень.

Он кивает. Очередная ложь.

– Как пишется, Саманта?

– Неплохо.

– Меня беспокоит то, что ты ни разу за весь семестр не приходила ко мне на консультацию. Как продвигается диплом, ты работаешь?

Я вспоминаю свой блокнот, изрисованный глазами, завихрениями и исписанный какими-то непонятными обрывками и фразами.

– Конечно.

– Урсула говорит, что ты и ей за весь семестр ни разу ничего не прислала.

Мне становится жарко.

– Я немного… изменила стратегию.

– Понятно.

Он молчит. Я опускаю взгляд на его стол. У меня немного кружится голова.