Заир

     Я делаю то же самое - прошу защиты и помощи и тоже ощущаю присутствие - это моя мечта, мое долгое возвращение к женщине, которую люблю.

     Вновь садимся в седла. Михаил не говорит мне, о чем просил, и я молчу. Минут через пять впереди появляются белые домики маленького поселка. Какой-то человек поджидает нас - он направляется к Михаилу, говорит с ним по-русски. Похоже, они о чем-то спорят.

     - Чего он хотел?

     - Просил зайти к нему, исцелить его дочь. Нина, наверно, всех оповестила о нашем приезде, а люди постарше еще помнят о моих видениях...

     Михаил ведет себя как-то неуверенно. Больше никого не видно - должно быть, все на работе или обедают. По главной улице мы едем к белому зданию, окруженному садом.

     - Помни о том, что я сказал тебе сегодня утром. Не исключено, что у тебя и вправду была эпилепсия, но ты отказывался смириться с тем, что болен, и позволил своему бессознательному сплести вокруг этого такую вот историю. Но может быть и так, что ты был послан на землю с неким поручением - учить людей забывать свою личную историю, с открытым сердцем принимать любовь как чистую божественную энергию.

     - Не понимаю тебя. Мы знакомы уже много месяцев, и ты всегда говорил только о своей встрече с Эстер. И вдруг с сегодняшнего утра все переменилось - кажется, будто ты думаешь обо мне больше, чем о чем-либо еще. Неужели это ритуал Доса оказал на тебя такое действие?

     - Не сомневаюсь в этом.

     Я хотел добавить, что меня терзает страх, что я готов думать о чем угодно, только не о том, что произойдет через несколько минут. Что сегодня на свете нет никого великодушнее меня, ибо почти уже достиг своей цели и боюсь того, что ожидает меня, оттого и стремлюсь всем помогать, что хочу показать Богу - я хороший человек и заслуживаю Его милости, которой взыскую так давно и рьяно.

     Михаил слез с коня и меня попросил сделать то же самое.

     - Покуда ты будешь говорить с Эстер, я зайду к тому человеку, у которого больная дочь.

     Он указал на маленький белый домик за деревьями.

     - Вон там.

***

     Я изо всех сил старался сохранять самообладание.

     - Что она делает?

     - Я уже говорил тебе: учится ткать ковры, расплачиваясь за эту науку уроками французского. Как и сама степь, это лишь кажется простым, на самом деле ткачество - целая наука: красители изготовляют из определенных растений, которые следует срезать в определенный час, иначе они потеряют свои свойства. Овечью шерсть расстилают на полу, смачивают теплой водой, и нити готовят, пока шерсть еще влажная. Лишь спустя много дней, когда солнце все высушит, начинается изготовление ковра. Последние узоры делают дети - пальцы взрослых не могут справиться с такими тонкими и маленькими узелками.

     Он помолчал.

     - Только не говори глупостей об эксплуатации детей - такова наша древняя традиция, которой мы следуем неукоснительно.

     - А как она?..

     - Не знаю. Я не разговаривал с ней месяцев шесть.

     - Михаил, а ведь ковры - это еще один знак свыше.

     - Ковры?

     - Ну да! Вспомни, как вчера, когда Дос спросил, какое имя я изберу, я рассказал историю воина, который возвращается на остров к своей возлюбленной. Название острова было Итака, имя женщины - Пенелопа. Когда Улисс отправился на войну, чем занималась Пенелопа? - Она ткала! Но муж все не возвращался, и она по ночам распускала сделанное за день, чтобы утром снова взяться за работу. К ней сватались женихи, но она мечтала лишь о возвращении своего мужа. И вот, когда она устала ждать и решила в последний раз распустить ткань, наконец появился Улисс.

     - Но так уж вышло, что эта деревенька - не Итака. А эту женщину зовут не Пенелопа.

     Михаил не понял мою историю, и не стоило объяснять, что я всего лишь привожу ему пример. Я отдал ему коня и пешком прошел сто шагов, отделявшие меня от той, кто была мне когда-то женой, превратилась в Заир, а теперь вновь должна была стать возлюбленной, о которой грезят мужчины, возвращающиеся с войны или работы.

***

     Я мерзок сам себе. Весь в песке и в поту, хотя совсем не жарко.

     Стоит ли предаваться размышлениям о своей внешности - есть ли на свете что-нибудь более поверхностное? Можно подумать, я проделал этот долгий путь на свою собственную Итаку, чтобы предстать перед возлюбленной в новой одежде. Проходя эти последние сто шагов, я должен сделать над собой усилие и подумать обо всем том значительном и важном, что случилось за то время, что Эстер не было со мной.

     Что я должен сказать, когда увижу ее? Я много раз думал об этом, и в голову мне приходили слова вроде "я так долго ждал этой минуты", или "я понял, что был не прав", или даже "ты хороша как никогда".

     И решил ограничиться словом "Привет". Словно она никуда не исчезала. Словно с ее исчезновения минули всего лишь сутки, а не два года, девять месяцев, одиннадцать дней и одиннадцать часов.