Зайти с короля

Внезапно он стал серьезным, словно кто-то повернул выключатель.

— Элизабет, моя битва только начинается.

Он поднял трубку, оператор отозвался.

— Проверьте, числится ли еще в живых министр финансов, — распорядился он и аккуратно положил трубку на место. Спустя полминуты телефон зазвонил снова.

— Как дела, Френсис? — Из трубки раздался усталый и сонный голос.

— Дела отлично, а скоро будут еще лучше. Слушай внимательно. У нас весьма серьезный кризис, и голуби уже заметались по голубятне. Нам нужно действовать, пока они не разлетелись. Мне кажется, что фунт вот-вот нырнет еще глубже. В этих обстоятельствах было бы негуманно и недостойно просить наших друзей из Брунея медлить и дальше. Это поставило бы под удар важный международный союз. Тебе надо позвонить чиновникам султана и предложить им немедленно продать их три миллиарда фунтов.

— Боже праведный, Френсис, это добьет фунт окончательно. — В голосе собеседника теперь не было и следа сонливости.

— У рынка свои неисповедимые пути. Плохо, конечно, что в результате этого простые избиратели ужаснутся при виде падения курса фунта и взлета кредитной ставки. Но будет еще хуже, если причиной этих несчастий будет объявлена совесть короля и тех, кто его поддерживает.

На том конце провода воцарилось молчание.

— Я выразился ясно?

— Вполне, — донесся тихий ответ.

Урхарт внимательно посмотрел на трубку, прежде чем положить ее на место. Элизабет смотрела на него с нескрываемым восхищением.

— Всем нам приходится приносить жертвы в этом сражении, Элизабет. — Урхарт тронул кончик своего носа пальцами, и Элизабет подумала: «Он бессознательно начинает копировать короля».

— Не знаю, как сформулировать это поделикатнее, — продолжил он, — но, чтобы ты поняла, я буду прям и откровенен. Битвы не выигрывают, сидя в стеклянном доме.[5] Было бы полезно, если бы ты умерила свой интерес к итальянским ариям. Твои последние увлечения оперой могут быть… неверно истолкованы. Они могут внести замешательство в ряды бойцов.

Элизабет, которая в этот момент потягивала вино из стакана, аккуратно поставила его на стол.

— Правительственные шоферы такие трепачи, — добавил он, словно объясняя и извиняясь.

— Понимаю.

— Ты не обиделась?

— Это после стольких-то лет? — Она качнула головой. — Разумеется, нет.

— Ты всегда была сообразительной, дорогая.

— Мне приходится быть сообразительной. — Она полезла в свою сумочку и извлекла из нее сережку. Это было яркое, модное изделие с эмалью из магазина «Батлер и Уилсон». Одна из сережек Салли. — Горничная на днях отдала ее мне. Она нашла ее между подушек дивана и решила, что она моя. Я не знаю, как сформулировать это поделикатнее, Френсис…

Он вспыхнул, опустил глаза и ничего не сказал.

— Гусиное перышко? Гусь канадский?

— Она… американка, — ответил он, запнувшись.

— Все равно.

— Элизабет, она нужна мне. Она делает для меня важное дело.

— Но только не на спине, Френсис. И не в стеклянном доме.

Он посмотрел жене в глаза. Его уже давно так не загоняли в угол. Он отвык от этого. Он вздохнул: у него не было выбора.

— Тебе надо только сказать «пожалуйста», Элизабет. Ты ведь помнишь, как это говорится?

— Все так запуталось.

— А будет еще хуже.

— Ты думаешь?

— Совершенно точно.

— Это почему?

— Потому что у него нет уверенности в исходе выборов, ему еще надо потрудиться. Ему надо набрать еще несколько пунктов в опросах. Сейчас он не может остановиться, он рискует нарваться на королевскую контратаку. А еще, — она помолчала, колеблясь, — а еще потому, что он палач. Его цель — не принцесса, а сам король. Я не уверена, что он сам знает, когда надо перестать махать топором. Он молчал, размышляя.

— Салли, ты полностью в этом уверена?

— В его планах? Да. В нем самом?.. — Мышцы ягодиц все еще ныли после его ногтей. — Да, уверена.

— Тогда у меня есть срочное дело.

Он скатился с постели и протянул руку за своими трусами. Минутой позже его уже не было.

Валютный маклер перевернулся на другой бок и лежал в призрачном голубом свете цифрового будильника. Четыре тридцать утра. Проклятье, теперь ему не заснуть. Вчера вечером его мысли долго метались между яхтой и молоденькой медсестрой, которую он хотел и не смог прищучить несколькими часами раньше. У них был такой многообещающий ужин в «Никите», но она выпила слишком много шерри, и ее стошнило. Tant pis, тем хуже.

Он щелкнул выключателем своего пейджера размером с ладонь, и на миниатюрном экране появилась последняя биржевая сводка. Вот, должно быть, отчего ему не спалось. Боже! На Дальнем Востоке фунт упал еще почти на двести пунктов! У него мелькнула мысль, что не стоило, пожалуй, пить столько водки. В данный момент ему было доверено двадцать миллионов фунтов, и он вдруг почувствовал себя очень неуютно. Нажав одну из кнопок домашнего телефона, он позвонил в их отделение в Сингапуре, где было на восемь часов позже.

— Что нового?

— С самого открытия биржи «Негара» продается, — услышал он голос с акцентом. Итак, Центральный банк Малайзии вступил в игру…

— Какой курс для сорока? — спросил он.

— Шестьдесят пять — семьдесят.