Закат и падение Римской империи

Может показаться странным, что при описании нашествия на великую империю я ничего не сказал о препятствиях, которые должны были остановить наступление иноземцев. Греки, конечно, были народ невоинственный, но они были богаты, трудолюбивы и подчинены воле одного человека; к несчастью этот человек не был достаточно труслив, когда неприятель был далеко, и не был достаточно храбр, когда этот неприятель был близко. Первое известие о союзе его племянника с французами и с венецианцами было принято узурпатором Алексеем с презрением; льстецы убедили его, что это презрение было доказательством его мужества и было искренно, и каждый вечер по окончании банкета он трижды обращал в бегство западных варваров. Эти варвары были основательно испуганы рассказами о его громадных морских силах, а тысяча шестьсот судов, принадлежавших константинопольским рыбопромышленникам, могли бы доставить матросов для такого флота, который был бы в состоянии или потопить флот союзников в Адриатическом море или не допустить его до входа в Геллеспонт. Но нет таких ресурсов, которые не могли бы оказаться бесполезными в руках небрежного монарха и продажных министров. Великий князь или адмирал вел позорную и почти публичную торговлю парусами, мачтами и снастями; императорские леса были предназначены на более важные занятия охотой и, по словам Никиты, деревья охранялись евнухами так усердно, как если бы они росли в рощах, где совершается религиозное богослужение. Из своего горделивого усыпления Алексей был пробужден осадой Зары и быстрым приближением латинов: лишь только он увидел, что опасность не была мнимой, он счел ее неотвратимой и его тщеславная самоуверенность перешла в постыдный упадок духом и в отчаяние. Этим презренным варварам он не мешал раскинуть их лагерь в виду своего дворца, а свои опасения он слабо прикрыл пышностью и грозным тоном послов, которых он отправил к крестоносцам с целью смягчить их. Императора римлян (так было приказано выражаться послам) поразило удивлением неприязненное прибытие иноземцев. Если эти пилигримы искренно дали свой обет освободить Иерусалим, то он одобряет их благочестивое предприятие и готов помогать им своими сокровищами; но если они осмелятся проникнуть в святилище империи, их многочисленность, даже если бы она была вдесятеро более значительна, не предохранить их от его справедливого гнева. Ответ дожа и баронов был безыскусствен и благороден: "В деле чести и справедливости мы презираем узурпатора Греции, презираем и его угрозы и его предложения. Мы связаны дружбой, а он связан долгом повиновения с законным наследником престола, с тем юным принцем, который находится среди нас, и с его отцом императором Исааком, который был лишен скипетра, свободы и зрения преступным и неблагодарным братом. Пусть этот брат сознается в своей вине, пусть он просит помилования; тогда мы сами будем ходатайствовать о том, чтоб ему дозволили окончить его жизнь в довольстве и в безопасности. Но он не должен оскорблять нас вторичной присылкой посольства; мы ответим на это оскорбление с оружием в руках в константинопольском дворце".