Закат и падение Римской Империи. Том 7

В городе, привыкшем к самоуправству, общественные интересы страдали от недостатка единства и энергии, и Римляне скоро ввели более прочную и менее сложную систему управления. Они соединили название и власть сената в одном должностном лице или в двух соправителях; так как эти должностные лица сменялись по прошествии одного года или шести месяцев, то для обширности их полномочий служила противовесом непродолжительность срока, на который они выбирались. Но во время такого непродолжительного владычества римские сенаторы заботились только об удовлетворении своего корыстолюбия и честолюбия; интересы их семейств и их партии совращали их правосудие с пути истины, а так как они наказывали только своих врагов, то они находили покорность только среди своих приверженцев. Анархия, которую уже не смягчала пастырская заботливость их епископа, убедила римлян, что они не способны управлять сами собой, и они стали искать вне своего отечества тех благ, которых не могли найти у себя дома. В ту же эпоху и по тем же мотивам большинство итальянских республик нашлось вынужденным прибегнуть к такой мере, которая хотя и могла казаться странной, но была подходяща к их положению и привела к самым благотворным последствиям. Они стали выбирать в котором-нибудь из иностранных, но дружественно расположенных городов беспристрастного сановника знатного происхождения и с безупречною честностью, который, будучи в одно время и воином, и государственным человеком, пользовался хорошей репутацией и уважением своих соотечественников, и стали поручать ему на время высшее управление и в мирное время, и в военное. Договор между правителем и управляемыми скреплялся клятвами и подписями, а продолжительность его власти, размер его содержания и обоюдные обязанности определялись со строгою точностью. Граждане клялись, что будут повиноваться ему как своему законному начальнику, а он, со своей стороны, клялся, что будет соединять беспристрастие чужеземца с усердием патриота. Он носил название подеста, выбирал четырех или шестерых людей военного звания и юрисконсультов, помогавших ему в военном деле и в отправлении правосудия, и содержал на свой собственный счет необходимое число слуг и лошадей; но ему не дозволялось привозить с собою жену, сына или брата из опасения, что он будет подчиняться их влиянию; во время его нахождения в должности ему не дозволялось покупать земли, вступать в родственные связи и даже принимать приглашения в дома граждан, и он не мог приличным образом покинуть свой пост, не удовлетворив тех, кто заявлял жалобы на его управление.

Вот почему около половины тринадцатого столетия римляне призвали из Болоньи сенатора Бранколлеоне, слава и заслуги которого были спасены от забвения пером одного английского историка. Основательная заботливость о своей репутации и ясное предвидение трудностей своего нового положения побудили его отказаться от сделанной ему избирателями чести; однако он принял предложенный пост, когда его власть была продолжена на три года, а обязательная сила римских статутов была на это время отменена. Но преступники и беспутники стали обвинять в жестокосердии; духовенство стало подозревать его в пристрастии; только те, которые желали внутреннего спокойствия и порядка, были довольны твердостью и справедливостью государственного сановника, снова доставившего им эти блага: никакой преступник не был ни достаточно могуществен, чтобы не бояться его правосудия, ни достаточно незнатен, чтоб увернуться от этого правосудия. По его приговору два аристократа из рода Аннибальди лишились жизни на виселице, и он безжалостно разрушил внутри города и в его окрестностях сто сорок башен, служивших надежным убежищем для воров и негодяев. Он обходился с папой, как с простым епископом, и принудил его жить в его епархии, а когда Бранколлеоне брался за оружие, он наводил страх на врагов и достигал своей цели. Римляне, не достойные того счастья, которым пользовались, отплатили за его заслуги неблагодарностью. Публичные воры, которых он восстановил против себя для пользы римлян, убедили этих последних низложить и заключить в тюрьму их благодетеля, а свою жизнь он сохранил только потому, что в Болонье хранился залог его личной безопасности. Предусмотрительный сенатор потребовал перед своим отъездом в Рим, чтобы ему было выдано тридцать заложников из самых знатных римских семейств; при известии о его опасном положении и по просьбе его жены над этими заложниками был учрежден самый строгий надзор, а дорожившая своею честью Болонья не убоялась папского интердикта. Благодаря этому благородному сопротивлению римляне имели время сравнить настоящее с прошлым и Бранколлеоне был отведен из тюрьмы в Капитолий при радостных возгласах раскаявшегося народа. Затем он продолжал управлять Римом с твердостью и с успехом, и лишь только его смерть удовлетворила завистников, его голова была положена в драгоценную вазу, поставленную на высокой мраморной колонне.