Закат и падение Римской Империи. Том 7

В течение нескольких недель их сдерживало скорее воспоминание о миновавшей опасности, чем воспоминание об их избавлении; наконец самые могущественные из членов рода Орсини бежали из города вместе с Колонна и водрузили в Марино знамя восстания. Укрепления замка были торопливо приведены в порядок; вассалы собрались по зову своего властителя; люди, лишенные покровительства законов, восстали с оружием в руках против законной власти; на всем пространстве между Марино и воротами Рима мятежники забрали все стада рогатого и мелкого скота и опустошили засеянные поля и виноградники, и народ стал называть Риенци виновником общественных бедствий, от которых они отвыкли под его управлением. В военном деле Риенци не выказывал таких же дарований, какими отличался в ораторском искусстве: он не принимал никаких мер против мятежников, пока они не собрали многочисленных приверженцев и пока их замки не сделались неприступными. Чтение Тита Ливия не придало ему талантов, ни даже мужества полководца; двадцатитысячная римская армия, предпринявшая нападение на Марино, возвратилась без славы и без успеха, а Риенци удовлетворял свою жажду мщения тем, что рисовал своих врагов головами вниз, и тем, что утопил двух собак (по меньшей мере следовало бы утопить двух медведей), изображавших в его мнении род Орсини. Убедившиеся в неспособности трибуна, мятежники стали вести военные действия с большей энергией; следуя совету своих тайных доброжелателей, бароны попытались овладеть Римом силой или врасплох, имея под своим начальством четыре тысячи пехотинцев и тысячу шестьсот всадников. Город приготовился к обороне; набатный колокол звонил в течение всей ночи; городские ворота частью бдительно охранялись, частью растворялись перед неприятелем; но после некоторых колебаний мятежники подали сигнал к отступлению. Два первых неприятельских отряда прошли вдоль городских стен; но когда шедшие в арьергарде аристократы увидели отворенные ворота, они увлеклись опрометчивой храбростью и после первой удачной стычки были разбиты и безжалостно умерщвлены толпами римского населения. Там погиб младший Стефан Колонна — тот высокой души человек, от которого Петрарка ожидал восстановления Италии; прежде или после Стефана Колонна погибли: его храбрый и юный сын Иоанн, его брат Петр, которому пришлось расстаться со спокойной жизнью и с почестями церковного сановника, его незаконнорожденный племянник и два других незаконнорожденных представителя рода Колонна; а число семи корон Святого Духа — как их называл Риенци — было дополнено агонией старца, который был главой рода Колонна и пережил его надежды и его счастливые времена. Чтоб воодушевить свои войска, трибун распустил слух, будто св. Мартин и папа Бонифаций явились к нему и предсказали победу; по крайней мере, во время преследования неприятеля он выказал геройское мужество, но он позабыл, что древние римляне питали отвращение к триумфам, которые доставляются междоусобными войнами. Победитель вступил в Капитолий, положил на алтарь свою корону и свой скипетр и не без некоторого основания похвастался тем, что отрезал такое ухо, которого не были в состоянии отрезать ни папа, ни император. Из низкой и неумолимой мстительности он отказал убитым в похоронных почестях и грозил, что положит трупы Колонна рядом с трупами самых низких преступников; но убитых в тайне похоронили принадлежавшие к их роду монахини. Народ разделял скорбь этих монахинь, сожалел о своей собственной ярости и с отвращением взирал на непристойную радость Риенци, посетившего то место, на котором пали эти знатные жертвы. На этом роковом месте он возложил на своего сына почетные отличия рыцарского звания, а эта церемония закончилась тем, что каждый из его конных телохранителей слегка прикоснулся рукой до нового рыцаря, и тем, что этот рыцарь совершил смешное и бесчеловечное омовение в луже, окрашенной кровью патрициев. Непродолжительная проволочка была бы спасением для Колонна, так как прошел только один месяц между триумфом Риенци и его изгнанием из Рима. Возгордившись победой, он утратил и последние остатки своих гражданских доблестей, не приобретя репутации искусного полководца. В городе образовалась смелая и энергичная оппозиция, и, когда трибун предложил на публичном совещании наложить новые подати и организовать управление Перуджии, тридцать девять членов подали голоса против предложенных им постановлений, протестовали против оскорбительного обвинения в измене и подкупе и принудили трибуна прибегнуть к насильственным мерам, которые доказали, что хотя чернь и была на его стороне, он уже лишился поддержки самых почтенных граждан. Папа и члены священной коллегии никогда не были ослеплены его благовидными заявлениями; они были основательно оскорблены наглостью его поведения; в Италию был послан кардинал-легат, который, после бесплодных переговоров и двух личных свиданий с Риенци, обнародовал буллу об отлучении трибуна от церкви; эта булла отрешала Риенци от должности и клеймила его обвинениями в мятеже, в святотатстве и в ереси.