Закат и падение Римской Империи. Том 7

Светское владычество духовенства должно быть одинаково позорно и в глазах христианина, и в глазах философа, и в глазах патриота, а горькое сознание рабского положения и позора, по-видимому, должно было усиливаться от воспоминаний о древнем величии Рима, о его консулах и триумфах. Если мы хладнокровно взвесим достоинства и недостатки церковного управления, мы найдем, что при своем теперешнем положении оно отличается мягкостью, пристойностью и миролюбием, что оно предохраняет от опасностей, которыми угрожает государству несовершеннолетие его монарха, и от опрометчивых выходок слишком юного правителя, что оно тратит менее денег на роскошь и не подвергает страну бедствиям войны. Но для этих преимуществ служит противовесом частое, едва ли невозобновляющееся каждые семь лет избрание нового монарха, который лишь в редких случаях принадлежит к числу римских уроженцев, который, вступив на престол, только начинает учиться государственной мудрости в шестидесятилетнем возрасте, когда и его физические силы, и его способности приходят в упадок, и который не надеется ни довести до конца то, что предпримет в свое непродолжительное царствование, ни передать плоды своих трудов в наследство своим детям. Одержавший верх кандидат обыкновенно принадлежит к числу тех лиц духовного или монашеского звания, которые по своему воспитанию и образу жизни менее всех других способны уживаться со здравомыслием, с человеколюбием и со свободой. В оковах раболепной религии он научился верить в то, что нелепо, преклоняться перед тем, что гнусно, и презирать то, что достойно уважения разумного существа; он привык наказывать за заблуждения как за преступления, награждать за умерщвление плоти и за безбрачие как за высшие добродетели, ставить упомянутых в календаресвятых выше римских героев и афинских мудрецов и считать требник и распятие за более полезные орудия, чем плуг или чем ткацкий станок. В должности папского нунция или в звании кардинала он может приобресть некоторое знакомство с общественной жизнью; но его ум и его нравы сохраняют свою первоначальную окраску; из чтения и из опыта он может извлечь некоторые указания на настоящий характер своей профессии; но и такой знаток своего дела неизбежно впитывает в себя некоторую долю того ханжества, в которое он старается вовлечь других.

Гений Сикста Пятого заблистал из мрака одного францисканского монастыря. В свое пятилетнее царствование этот папа истребил ту породу людей, к которой принадлежали лишенные покровительства законов преступники и бандиты; он отнял у римских святилищ право служить убежищем для преступников, организовал морские военные силы и сухопутную армию, реставрировал древние памятники, которые старался превзойти своими постройками, и после того как щедро тратил и значительно увеличил государственные доходы, оставил после себя пять миллионов крон, хранившихся в замке св. Ангела. Но его правосудие было запятнано жестокосердием; для его предприимчивости служила поощрением честолюбивая жажда завоеваний; после его смерти злоупотребления ожили; накопленные им сокровища были растрачены; он наложил на потомство бремя тридцати пяти новых налогов и продажности должностей, и когда он умер, его статуя была разбита в куски неблагодарным или недовольным народом. По своему дикому и оригинальному характеру Сикст Пятый совершенно выделяется из ряда первосвященников, а о принципах и о результатах светского управления этих первосвященников можно составить себе понятие по достоверным и сравнительным сведениям об искусствах и философии, о земледелии и торговле, о богатстве и густоте населения церковной области. Что касается самого меня, я желал бы окончить мою жизнь в мире со всем человеческим родом, и в эти последние минуты не намерен никого оскорблять — ни даже папу и римское духовенство.

ГЛАВА LXXI

Внешний вид римских развалин в пятнадцатом столетии. — Четыре причины упадка и разрушения. — Пример Колизея. — Обновление города. — Заключение.