Закат и рассвет (СИ)

Спустя полчаса, уже ближе к утру, они медленно пробираются к выходу. Цунаде достает сигарету, раздобытую где-то чудом, выпускает алыми губами ядовитый, лазурный дым.

— Я потеряла счет времени… — пьяный смех, улыбка слишком отчаянная, а в легких дым прожигающий. Отравляющий, кажется, даже сердце.

У Орочимару душа черная, а у нее внутри оголенный нерв, весь в язвах. Вся жизнь, как сплошная война, а другого существования они, будто бы и не видели. Для ниндзя нет иной альтернативы. Лишь дожить, до рассвета, не оглядываясь.

Она облокачивается спиной к стенке. Кажется в эту секунду слишком открытой, откровенной. К ее подбородку прикасаются холодные пальцы, поглаживают скулу, губы. Вызывая колкие, электрические разряды на загорелой коже, будто бы вырисовывая узоры.

— До рассвета успеем, — он усмехается, а во взгляде самый настоящий ад, танцуют демоны. Цунаде не знает, что ей управляет, когда стук сердца становится слишком громким. Когда жар распространяется по всему телу, как смертоносный токсин. Инстинкт самосохранения уже давно близок к нулю.

Она позволяет Орочимару сократить расстояние между их телами. Позволяет ему положить руку на свою талию.

Сенджу вдыхает в мужские уста дым, а он тянет ее за подбородок. Они целуются, и он грубо, бесцеремонно ворует чужой воздух, трахает ее своим умелым языком. Поцелуй, как ожог, на губах плавится. Как багровая метка. Похоть без шанса на спасение, на вкус, как отчаянье, с примесью алкоголя и сигарет.

Это похоже на сделку с дьяволом. Вот только ее душа уже давно продана. Она осталось где-то там, в горном завале вместе с тем, кому она принадлежала…

Они ускользают в один из темных переулков. Там, где их никто не видит.

Мужская ладонь скользит под тонкую ткань выреза, отодвигает бюстгальтер, чтобы начать терзать пальцами ее сосок.

От чего Цунаде стонет прямо ему в губы, так похотливо прогибается в ответ на каждое прикосновение. Прокусывает его нижнюю губу до крови.

Орочимару в долгу не остается, оставляет пламенный укус прямо на хрупкой шее. Это похоже на ураган, с множеством жертв и потерь. На природное явление, что не имеет жалости, эмпатии в принципе.

Он властно разворачивает ее утонченную, женственную фигуру спиной, заставляя прижаться животом прямо к прохладной поверхности стены. Терзает ее ласками, скользя под тонкое кружевное белье ладонью. Надавливая, играясь с клитором. Вводя в нее пальцы. Оставляя новые яркие отметины на плече, шее зубами. Умудряясь довести девушку до первого оргазма лишь этим.

Так, что до своего чайного домика она добирается на ватных ногах, и то, потому, что саннин учтиво придерживает спутницу за талию.

На змеиных устах играет злорадная ухмылка, когда он опрокидывает ее на алое покрывало.

Цунаде нравятся шлепки, жесткий секс и даже легкое удушение во время последующих оргазмов. Нравятся синяки на запястьях, и то, что он ее совсем не жалеет. Трахает так, что потом не свести колени.

Никаких эмоций, лишь животная похоть. Страсть. Ей нравится бездна. Играться с чертями, переходить ранее запрещенную грань.

Если спускаться на дно, то утонченно… Выбрать в попутчики высшего демона.

Сенджу курит в объятиях Орочимару, встречая первые солнечные лучи весенней поры.

Рассвет все еще холоден с ней, и она ассоциирует его с собственным падением. Проблема заключалась лишь в том, что она больше этого не боялась…

Орочимару высечен из мрамора. Он безупречен в ремесле ниндзя. Совершенно идеален в своем уродстве. Он внутри без эмоций, без людских слабостей.

И, несмотря на все это, после смерти Джирайи в нем срабатывает триггер каждый раз, когда он делит одну постель с Цунаде. Это похоже на помутнение, на приступ холеры. Сама мысль о том, что он может обладать той, что принадлежала его вечному сопернику, доставляет ему настоящее наслаждение.

Он до сих пор с ним соревнуется. До сих пор ведет холодную войну с тем, кто уже давно на том свете, как безумный.

Для него это ощущение полного контроля, и оно затмевает собой все вокруг.

Орочимару достаточно часто наведывается к ней в лабораторию при госпитале. Когда она дежурит ночью и они трахаются до рассвета, как кролики.

— Мне нужно доделать отчет, — они каждый раз начинают свою прелюдию с противостояния. И она каждый раз клянется себе, что это все происходит с ней в последний раз. Она ненавидит себя за то, что делает, но в тоже время, заполнять внутренний хаос, как-то иначе уже просто не умеет.

Личных демонов нужно подкармливать, а иначе они будут пытаться вырваться наружу. Ей это не нужно. Слишком опасно.

— Я сейчас тебя трахну.

Орочимару всегда берет свое, такой у него характер. И он же берет Цунаде, заламывая ей руки за спину. Требовательно и жестко. Эгоистично.

Так, что у нее слезы на глазах от подступающего экстаза и следы малинного цвета от его сильных шлепков на ее упругой заднице.

Позже, когда пелена безумия спадает, когда они оба уже кончили. Достаточно нарезвились. Змеиный саннин просто наблюдает за тем, как она работает. Курит, наплевав на ее категорический запрет делать это в лаборатории.