Закат и рассвет (СИ)

Цунаде обескуражена, злость бьет через край. Воспользовавшись потерей бдительности, саннин цепляется за ее подбородок. Сжимает пальцами.

У нее по коже скользит странный холодок, когда он очерчивает ее скулу прикосновением. Мурашки скользят прямо по макушке и до кончиков пальцев.

— Тебя это не касается, — цедит сквозь зубы, а затем бьет по его руке, чуть отодвигается. — Еще раз выкинешь что-то подобное, обещаю, я сломаю тебя пополам, ты понял? — если бы было возможно убивать взглядом, она бы убила. Не задумываясь ни на секунду.

Орочимару знал совершенно точно, его напарница сейчас не шутила, и это забавляло его еще больше. Подкидывало дровишек в огонь. Он, как эмпат голодный до чужих эмоций, лишь бы дорваться. Больной ублюдок.

— Он не вернется. Переступи через это или сама скоро окажешься на дне ящика. Жалкая кончина для такой, как ты. Твои способности слишком уникальны, — у него голос токсичный, и воздух вокруг ядовитым кажется.

В эту секунду Цунаде чувствует, как сильно его ненавидит. Потому, что знает, что он прав, где-то в глубине души.

— Я могу вызвать у тебя приступ эпилепсии одним прикосновением. Хочешь проверить?

— Спокойной ночи, Цунаде, мы с тобой еще поговорим, но позже, — два желтых топаза смотрят на нее чересчур пристально, они смеются, а их обладатель едва ли сдерживает свою вальяжную улыбку.

Она уходит резко, хлопает дверью так, что та чуть не слетает с петель. Все изменилось в этом изуродованном мире… Отвратительным казалось даже собственное отражение.

После миссии Сенджу берет отпуск. Хирузен с ней не спорит, подписывает без лишних слов, лишь только, когда Цунаде уже собирается покинуть резиденцию Хокаге, спокойно спрашивает:

— Почему мне кажется, что ты уже не вернешься?

Она улыбается с теплотой, той привычной и беззаботной улыбкой, что была еще до войны и пожимает плечами.

— Потому, что Вы, дорогой Сарутоби, тот еще параноик?

Они оба смеются громко, как было раньше на тренировках. Когда в грудной клетке не было холодного железа.

— Я не исчезну. Я хочу сделать еще многое для этой деревни, но мне нужно время… Просто дайте мне его, ладно? — последняя фраза практически шепотом, мужчина понимающе кивает головой. На том и прощаются.

Ниндзя — медик и в правду уезжает, куда глаза глядят. Постоялый двор выбирается рандомно. Рядом казино, горячие источники и алкоголь достаточно крепкий, чтобы можно было себе позволить далеко не уходить. И она им буквально заливается, периодически проигрывает что-то по мелочи, играя в карты.

Однажды вечером Орочимару находит ее в одной из прокуренных забегаловок. Ее белые локоны окутаны васильковым, никотиновым дымом, а она заказывает очередной графин со своим излюбленным напитком. Задорно смеется и с кем-то болтает.

Глаза шоколадного цвета сейчас стеклянные, пьяные, в них даже не отображается удивления, когда она видит перед собой напарника по команде. Как будто она ждала его здесь, будто бы знала, что он придет рано или поздно.

Хотя чего греха таить? Они втроем, как посмертно повязанные между собой. Один исчезнет с радаров — двоих притянет к нему, как магнит.

Так было всегда. Похоже, на их судьбе высечено, как проклятие, вечно искать друг друга. Вечно потакать этой больной необходимости

— И много ты уже проиграла? — темноволосый брюнет присаживается напротив нее, на мужских бледных устах плавно вырисовывается хищный оскал.

— Иногда, кажется, что всю свою жизнь, — Цунаде ухмыляется, поправляет прическу и допивает содержимое своего стакана. Она не врет, и правда на вкус горькая, практически невыносимая.

Они оба молчат. Просто смотрят друг на друга, испепеляют взглядами.

— Если тебя прислал Сарутоби то, это дохлый номер. Я не вернусь, он обещал дать мне время.

— Ты, ведь знаешь, я не ручная шавка… Не в моих правилах кому-то прислуживать, а уже тем более, исполнять роль гонца, — желтые змеиные глаза сверкают, как два драгоценных камня, даже в полумраке. В них можно потеряться, кануть в бездне глубокой, устрашающей и в тоже время притягивающей своей таинственностью.

— Тогда зачем ты здесь? — это становится все более интересным.

Может быть, не будь она такой пьяной, одурманенной атмосферой улицы красных оттенков, то прогнала бы его далеко и надолго. Но в голове туман, полное умиротворение…

Пусть черти ведут ее кривой дорожкой, сворачивать не хочется. Следовать правилам, тянуться к свету… Зачем?

Ей кажется, что она уже давно и все в своей жизни проиграла. Ей никогда не везло в азартных играх, а она когда-то наивно на свое счастье поставила. Осталась без гроша за пазухой.

— Хочу забрать себе то, что считаю нужным, — вот, так вот просто, режет скальпелем без анестезии.

— Тогда за это стоит выпить. Я угощаю, — белокурая чуть приподнимется со своего места, берет в руки керамический графин и разливает горячительную жидкость по стопкам.

Ей хотелось бы думать, что слова Орочимару лишь плод уязвленного разума. Хотелось бы, но и свернуть назад не возникало никакого желания.

Она, ведь существовать не хочет. Ощущение, будто она не переживет сегодняшний рассвет