Закат и рассвет (СИ)

Ей нужно взять себя в руки….Но в горле застыл комок и всё ещё предательски темнеет в глазах.

Остаётся радоваться, что в этой части коридора не горит свет. Что всё ещё никто не заменил эти чертовы лампочки.

Что никто не стал свидетелем того, что она с трудом держится на ногах.

Кажется, что между безумием и тем, чтобы взять своё тело под контроль проходит целая вечность….

Она так устала бороться с собой. И устала ненавидеть себя за слабость.

Она ведь всё это время даже не пыталась собраться себя по частям, а лишь продолжала разрушать то, что осталось.

Ей не хотелось жить дальше. Казалось бы, всё уже решено.

Ещё тогда, в стране Облаков, она поняла, что терять ей уже нечего.

Она хотела… Она была готова умереть ещё в ту новогоднюю ночь, когда книга Джирайи оказалась в её руках, а единственный, кому она доверяла, раскрыл своё истинное лицо….

Тогда ей казалось, что наступил предел всему. Её личный предел. Но потом вернулся он….Вытолкнул из тьмы.

Так почему же, вместо того, чтобы позволить себя спасти, она пыталась выстроить между ними стену?

Что ты будешь делать, Цунаде, если он действительно ушёл?

Так будет лучше для него…. Держаться от меня подальше….

— Я не могу его отпустить, — эти два противоречия разрывали её изнутри. Съедали и не давали двигаться дальше. Ему будет проще без неё, такова реальность. Он может начать жизнь с чистого листа и не тянуть за собой шлейф страданий прошлого. Вот только, она так уже не сможет.

У неё нет шанса на то, чтобы исправить свои ошибки. Забыть то, что она уже сделала. Прошлое уже не изменить.

Она открывает дверь палаты, позволяя себе наивно надеяться, что он уже вернулся, что он уже здесь, но её встречает лишь холодная тишина заката.

Дыхание перехватывает. Становится больно-больно…

Невыносимо тяжело, будто мир рушится.

Разум пытается заставить её не поддаваться панике. Не накручивать себя. Не сходить с ума раньше времени.

Но она уже давно крышей поехавшая… Сумасшедшая истеричка. Страх съедает.

У неё ощущение, будто ее растоптали. Сломали. Выкинули.

Она тяжело выдыхает и выпрямляет плечи, на мгновение, позволяет себе закрыть лицо руками.

Затем говорит жестко и четко:

— Соберись. Ты сама себя изводишь. Ты ничего не можешь знать наверняка…. — но противный голос где-то там, за затворами сознания, гадостно шепчет, что она уже знает правду. И от правды бежать некуда.

Джирайе нет смысла здесь оставаться. Он ушёл, как и всегда уходил.

Он живет своей жизнью.

А у тебя есть своя жизнь, Цунаде?

Ты зациклена на нём, но сама прекрасно понимаешь, что ему будет лучше без тебя.

Он ещё не знает правду…

Но что будет, когда узнает?

Она оглядывает пустую, тусклую палату и четко для себя осознает, что боится остаться без него намного больше, чем того, что он узнает обо всём, что она делала.

Она с трудом собирает себя по кусочкам, заглушает в себе эту чёртову паническую атаку.

Её лицо белее мела, руки дрожат.

Цунаде себя буквально вытаскивает из ступора, заставляет выйти из палаты. Спустится на первый этаж.

Шаги нервные, слишком быстрые для обычного дежурного обхода.

Душно. И дурно до тошноты.

Она и сама не знает, как справляться со всем этим.

Кажется, что хрупкий мир рушится, сколько бы она не старалась, теперь его уберечь…. Такова ирония жизни. Невозможно восстать из пепла, если до этого мечтал сгореть дотла.

Механизм уже запущен, и она обречена варится в своей агонии.

И, наверное, у нее никогда не было шанса получить своё счастье…?

Сенджу выходит на улицу, сама не понимая, что ей делать дальше и куда бежать.

Собственно, в этом и нет никакого смысла, ведь не стоит искать того, кто сам не желает быть найденным. А затем она поднимает взгляд и видит его. Своего любимого идиота.

Он здесь. Здесь. И никуда не ушёл….

— Эй, вы оба….Какого черта ты не в палате, если Шизуне по графику уже должна была погрузить тебя в сон? А ты…каждый день сюда ходишь и ещё ни разу не сходил на плановый осмотр!

С плеч, будто падает вся тяжесть мира, а затем её взгляд сталкивается с тьмой золотистых глаз.

— Цунаде Сама, как всегда, сама любезность…. — ехидно подмечает змеиный саннин. В его глазах отражался свет от уличных фонарей, и они казались остервенелыми, более хищными, чем раньше.

И ей кажется, что он с лёгкостью прочёл в ней эту неконтролируемую слабость.

Она была слаба и влюблена.

С трудом сдерживала свои чувства, которые омывали волнами края разума и самоконтроля.

Орочимару всегда умело читал людей, но лучше всех он читал её.

Но Цунаде никогда не боялась хищников, она привыкла противостоять им, поэтому, она делает шаг вперед, а затем ещё один.

— Да, ладно тебе, Цунаде, не злись. Я скоро в этих четырёх стенах просто крышей двинусь. Прогулки на свежем воздухе, ведь только на пользу молодому организму! — по-доброму бурчит Джирайя, а затем улыбается своей неловкой улыбкой, той самой, после которой учителя в Академии ругали его за проделки.

— Только в отведённые для этого часы, а сейчас время видел? — Цунаде одаривает его недовольным взглядом, бьёт легонько пальцами по мужскому плечу.