Обрадованная Феодора мгновенно выпрыгнула из носилок и, подхватив его под руку, повела в дом. Корнелий вяло улыбался, но больше не противился. Гетера провела его прямо в баню и передала в руки своих искусных рабынь, после чего незаметно исчезла. Корнелий смыл с себя городскую пыль, немного поплавал в прохладном бассейне, а потом, блаженно прикрыв глаза, растянулся на ложе, подставив спину и плечи нежным, благоухающим мускусом рукам массажисток. Пожалуй, он напрасно сопротивлялся и Феодора была права. Лучше провести нынешний день здесь, где можно ни о чём не думать, целиком отдавшись ленивому блаженству, чем изводить себя мыслями об Амалаберге да завтрашнем поединке. Вот интересно, увидит ли он её на трибуне, придёт ли она? Только не надо сегодня пить вина, ибо завтра ему потребуется и ясный ум, и твёрдая рука...
— Что, проклятый раб, ты уже приготовил своё мерзкое снадобье? — с нескрываемой злобой спросила Феодора, завидев Кирпа на пороге спальни. Сириец держал в обеих руках прозрачный оправленный в золото кувшин, а потому только молча склонил голову, предварительно кольнув гетеру своим острым взглядом.
— Поставь его вон на тот столик и убирайся прочь, гнусная тварь! Если бы не приказание магистра оффиций, я сварила бы снадобье из тебя самого, а потом бы угостила им своих дворовых псов!
— Я вижу, ты принимаешь большое участие в этом юноше, — осмелился заметить Кирп, осторожно ставя кувшин между двумя золотыми чашами.
— Не твоё это дело, старый mentula[52]
! Пошёл вон!Однако вместо того, чтобы уйти, сириец вдруг ещё раз взглянул на лежащую гетеру, которая, подперев голову рукой, с ненавистью смотрела на него. Кирп сделал несколько шагов в её сторону, устремил на Феодору внезапно засверкавший взгляд и сделал руками несколько медленных плавных пассов. Феодора привстала со своего ложа навстречу Кирпу, их взгляды встретились, и оба замерли. Это напоминало какой-то странный поединок двух воль, причём мужская воля пыталась подчинить себе волю женскую, но та, черпая свои силы в презрении и ненависти, упорно сопротивлялась. Так продолжалось несколько томительных минут, и чем яростнее становился пристальный взгляд Кирпа, тем чаще и глубже дышала Феодора.
— Прочь, прочь отсюда, отродье! — с трудом, задыхаясь, прохрипела она.
Кирп горестно вскрикнул и стукнул себя по голове обоими кулаками.
— Что-то случилось, — невнятно пробормотал он. — Я утратил эту божественную силу... я не могу ничего сделать...
А Феодора, одержав победу, хотя так и не поняв до конца, в чём она заключалась, вскочила с ложа и гневно топнула ногой.
— Сколько раз мне повторять, чтобы ты убирался отсюда? Ты хочешь, чтобы я позвала рабов и они отхлестали тебя плетьми?
— Нет-нет, ухожу, — униженно забормотал Кирп, пряча голову в плечи. — Но всё-таки скажи, драгоценнейшая: могу я доложить магистру оффиций, что его приказание было исполнено нами обоими?
— Можешь, — буркнула Феодора.
— Тогда я немедленно передам ему это, — уже с порога заявил Кирп и в последний раз угрожающе сверкнул взглядом. — И горе тому, кто посмеет ослушаться великого Кассиодора!
— Собака! — выкрикнула гетера вослед рабу и, чтобы успокоиться, несколько раз прошлась по кубикулу, сжимая кулаки и бормоча проклятия.
— Ого! — весело и томно воскликнул Корнелий, отодвигая роскошный, затканный золотом занавес. — Да моя кошечка сердится! А как же обещанная любовь и покой? Где эликсир, укрепляющий силы? Где улыбка и нежные ласки, которыми ты так долго заманивала меня к себе?
Он подошёл к Феодоре, взял двумя пальцами за подбородок и поднял её покрасневшее от недавнего гнева лицо.
— Первый раз вижу тебя в таком состоянии, — с любопытством заметил он, слегка коснувшись губами её губ. — Хотя я и не знаю, чем вызван твой гнев, но с уверенностью могу сказать, что он тебя только красит. Вот ещё увидеть бы тебя в слезах!
— О да, не далее как завтра я, может быть, впервые в жизни заплачу, — тихо произнесла гетера и с лёгким вздохом прижалась к Вириналу.
— Да что тебя так взволновало? — продолжал недоумевать он. — Неужели ты боишься за исход моего поединка? Ну, успокойся, я в прекрасной форме и в схватке на мечах смогу одолеть любого. А если ты ещё и угостишь меня своим знаменитым эликсиром, после которого я, бывало, за одну ночь ухитрялся заниматься любовью с десятью женщинами подряд, то и говорить не о чем. Я растерзаю этого несчастного Опилиона на части и подарю тебе его глупую голову!
Он поднял голову и, бегло осмотрев спальню, заметил прозрачный кувшин, стоявший на изумительной красоты столике, сделанном из каррарского мрамора.
— Ага, да вот же он!