Иисус, на несколько тысячелетий упредивший время, понимал, сколь трудно овладение Богом в собственной душе, пересоздание человека, обремененного заблуждениями и пороками своей эпохи, и ясно видел, что во многом это относится и к его духовным братьям. Хотя долгие дни и ночи апостолы проводили с Учителем, хотя они видели в нем служителя Господня, все они не были готовы к страдающему и гибнущему Христу. Они ждали его земного торжества, а не поругания. «Будучи избраны апостолами Царства, они все же оставались бесконечно далекими от Христа»[77].
У Иисуса не было фундаментальных обоснований своего учения и он никогда не требовал от своих учеников напряженного внимания или специального сосредоточения. Он проповедовал не свои убеждения, а самого себя, того Бога, которого ощущал живым присутствием в своем сердце. И именно это живое присутствие оказывало столь сильное влияние на ум и волю неофитов[78]. Налицо отождествление собственного вдохновенного «я» «
Могучее, часто поэтическое, красноречие Иисуса, привлекавшее к его проповедям людей, уставших от начетничества и религиозного догматизма, особенно ярко проявлялось в борьбе с лицемерием и ханжеством. Как известно, еврейские книжники и фарисеи посредством казуистики ограничивали доступ к Царству Божьему простого люда, что многократно вызывало негодование Иисуса: «Горе вам, книжники и фарисеи, что, как гробы поваленные, снаружи кажутся красивыми, а внутри полны костей мертвых… Так и вы по наружности кажетесь людьми праведными, внутри исполнены лицемерия и беззакония». «Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что затворили Царство Небесное человекам». «Царство Божие будет отнято у вас и дано приносящему плоды народу».
Иисус в своем земном странствии предпочитал иметь дело не с высоколобыми книжниками, но с «ам-хаарцами», деревенщиной. Книжники говорили: «Невежда не боится греха, ам-хаарец не может быть праведным». Иисус окружал себя простыми людьми, отверженные и парии находили в нем друга и заступника. Среди его друзей и учеников мы видим презираемых мытарей[79] и уличных женщин. Это шокировало саддукеев, но сам Иешуа говорил: «Не здоровым нужен врач, а больным… Я пришел призвать не праведных, но грешных»[80].
Иисус — человек вдохновенного духа, человек высокой идеи, дух и идея для него всё. Дух человека — высшая божественная сила, делающая своего носителя всемогущим. Человек, ощущающий Бога в себе, защищен от превратностей судьбы и сам является чудотворцем и высшим примером для подражания. Приняв возложенную на себя миссию, он жил своим божественным призванием, своим Отцом и несокрушимой верой в свои небесные силы. В «Евангелии от Фомы» Христос говорит: «Я — свет, что над всеми, Я — всё, всё появилось из Меня и Всё достигло Меня. Расколите кусок дерева, и вы найдете там Меня; поднимите камень, и там тоже есть Я». Разве это не высочайший пример реализации феномена «Бога во мне»? Потому-то именно ему доверено право учить, отпускать грехи и порой вершить чудеса. Потому-то ему повинуется природа, как она повинуется тому, кто молится и верит. Чудеса, творимые Иисусом[81], как и осуществление его пророчеств, не более чем мистические и магические феномены «расширенного сознания» — тот «дар Божий», которым наделены избранники человечества во все времена и у всех народов, от легендарных Эскулапа, Гермеса Трисмегиста и Аполлония Тианского до Блаватской и Гурджиева[82]. В этом отношении Иисус является образцом, эйдосом для таких вероцелителей и mental healers[83], как Махариши-Махеш Йога, Свами Рама, Фредерик Хауфф, Ф. А. Больциус, Д. Хоум, Э. Кейси, Э. Дэвис, Т. Эдвард, Джуна Давиташвили.
Иисус бесспорно был вероцелителем и это во многом способствовало укреплению веры в чудотворца[84]. Но сам он гораздо больше ценил чудеса, совершающиеся в душе человека (Бога в нем), нежели телесные исцеления. Исцеления привлекали к нему гораздо больше людей, чем к Иоанну Крестителю, который не совершал чудес. Впрочем, Иешуа никогда не злоупотреблял своим даром и не добивался звания чудотворца или заклинателя. «Не рассказывай никому», — часто просил он человека, которому возвратил здоровье. Евангелист Матфей свидетельствует (Мф. 9, 30–31), что люди разносили весть о небывалых событиях помимо воли чудотворца. Что до приписываемых ему воскрешений мертвых, то их вполне можно толковать в том смысле, что для верующих он сам был воскрешением и жизнью в духовном и мистическом смысле.