Закат на Босфоре

— Голубчик, Борис Андреевич! Как я рад видеть вас в добром здравии! — Горецкий шагнул навстречу, распахнул объятия, черный шнурочек пенсне покачивается.

— А-а, Аркадий Петрович! — Борис подался навстречу полковнику, но улыбка у него вышла не без горечи. — Так это вам я обязан столь быстрым прохождением турецкого карантина! Должно быть, я вам для чего-нибудь срочно понадобился?

— Ну-ну, не нужно такого сарказма, дорогой мой. Меня просила позаботиться о вас Варвара Андреевна.

— Сестра? — вскинулся Борис. — Где же она? С ней ничего не случилось?

— С ней все в порядке, — успокоил Горецкий, — она работает сестрой милосердия во французском госпитале. Сегодня никак не смогла прийти — дежурство у нее. Но она очень просила меня вас встретить и отвезти к ней в госпиталь. Вы ведь в Константинополе впервые, да и денег небось нету.

— Деньги есть, мало, правда, — сознался Борис.

— Тогда едем, вещей, я вижу у вас немного. — Горецкий оглянулся на потрепанный чемодан.

— Не нажил, — криво усмехнулся Борис. — Родина выбросила в чем есть, вот с этим только чемоданом.

— Да уж, голубчик, в новую жизнь мы приходим без ненужного балласта, — усмехнулся в ответ Горецкий.

— О чем вы говорите?! — воскликнул Борис, идя следом по пристани. — Какая новая жизнь?

— Обязательно новая, — грустно подтвердил полковник, — особенно для вас. Вы с сестрой люди молодые, вам не поздно начать сначала.

— А вы? Чем занимаетесь здесь вы? — задиристо спросил Борис. — Опять какие-нибудь тайные дела и переговоры?

— Возможно, — уклончиво ответил Горецкий, — мы поговорим об этом позже. Повидайтесь с сестрой, оглядитесь, Варвара Андреевна знает, как меня найти.

Борис промолчал, но подумал, что зря он встретил Аркадия Петровича так нелюбезно. Тот всегда относился к нему неплохо, и именно он спас его в свое время из феодосийской контрразведки. Правда, как выяснилось позднее, Горецкий сделал это, преследуя свои цели, но, если бы не он, Борису пришлось бы туго. И именно он помог сестре Варе в декабре девятнадцатого перебраться в Константинополь, именно он в Новороссийске уговорил капитана французского корабля подождать, и они с Алымовым успели спастись. Их с полковником отношения дали трещину тогда на корабле, когда Борис высказал Горецкому все, что он думает о генералах Генштаба, бросивших армию в Новороссийске на произвол судьбы, и о тех полковниках, которые этим генералам помогали.

Теперь Борис думал, что был не прав тогда в Новороссийске, когда дал резкую отповедь Горецкому, — разумеется, полковник не мог отвечать за всех генералов. Сам он был, безусловно, человек честный, к тому же умный, обладающий большими познаниями и очень хорошо информированный. Борис вспомнил про связи полковника с англичанами, как полковник общался в Феодосии с личным эмиссаром Черчилля, и сообразил, что здесь, в Константинополе, Горецкий снова сотрудничает с англичанами. Только так можно объяснить его уверенный и спокойный вид.

В госпитале царили суета и всеобщее столпотворение. Раненые русские лежали в коридорах на походных койках, на больничных каталках и прямо на полу. Стоял жуткий запах гнойных ран и немытого мужского тела. Пока Борис, совершенно растерявшись, слушал стоны и крики, Горецкий схватил его за руку и быстро повел по коридору в дальнее крыло здания. Там было потише и почище. Сестры бесшумно сновали по коридорам. Аркадий Петрович переговорил по-французски с усталой пожилой монахиней, она оглянулась на Бориса и махнула рукой в самый конец коридора.

— Идемте, она там, — пригласил Аркадий Петрович.

Как бы в ответ открылась последняя дверь, и знакомая худенькая фигурка в белой косынке с крестом вышла к ним. Борис сделал шаг вперед и застыл на месте. Горло перехватило, и он смог только прошептать пересохшими губами:

— Варька!

— О Господи! — Она уже висела у него на шее, счастливо смеясь и плача одновременно. — Ты наконец вернулся, ты живой!

— Не волнуйтесь, Варенька, живой и здоровый, — рассмеялся Горецкий. — Экий молодец, отощал только немного. Но это дело поправимое.

Борис оторвал сестру от себя и заглянул в залитое слезами лицо.

— Ну что же ты плачешь? Все уже позади, я здесь…

Она ничего не ответила и спрятала лицо у него на груди. Борис понимал сестру с полуслова, так было с самого детства. И сейчас он понял, что ее гложет иная боль, кроме беспокойства за брата.

— Что с тобой, сестренка? — Он снова отстранил ее от себя и внимательно заглянул в глаза. — Ну, рассказывай!

— Там Петр. — Она кивнула на дверь палаты, откуда только что вышла.

— Петька Алымов здесь? — вскрикнул Борис. — Вот это да!

Он рванулся было к двери, но посмотрел на опущенную голову сестры и остановился.

— Что? — спросил он глухо. — Он ранен? Тяжело?

— Это из-за ноги, ты знаешь, — тихо ответила она. — Открылось сильное воспаление, десять дней он был в горячке. И тогда ногу ампутировали по колено.

— А сейчас, что сейчас?!

— Сейчас он в депрессии, плохо ест и совершенно не хочет поправляться.

— Но он в сознании? Узнает меня?

— Узнает, но захочет ли говорить…