Закат над лагуной. Встречи великого князя Павла Петровича Романова с венецианским авантюристом Джакомо Казановой. Каприччио

– Александра Алексеевна, я не заслужила отметку «хорошо», – всхлипнула София. – Я подробно отвечала на вопросы. Вы сами сказали, что я прекрасно знаю историю Древних Афин. Вы же отлично знаете, что я без единой ошибки Вам объяснила реформы Солона.

– Вы уверены? – учительница подняла одну бровь.

София покраснела.

– Но это же было просто слово, Александра Алексеевна. Одно слово, неправильно произнесенное. Я просто запуталась. Вместо кабальные должники, я сказала каббалистические должники. Но я же потом себя поправила.

– София Ивановна, я не буду Вас спрашивать, откуда Вы знаете этот термин. Но он далеко выходит из контекста темы Древних Афин, следовательно, его можно считать не просто словесным ляпсусом, а настоящим заблуждением, – твердо сказала учительница.

– Нет!

– Более того, Вы ничего не сказали про запрет Солона на вывоз зерна из Афин, что тоже помогло развитию сельского хозяйства. Вы даже не упомянули Совет четырехсот.

София сразу не ответила, а долго смотрела на каменное лицо учительницы.

– Вы же знаете, Александра Алексеевна, что дело тут вовсе не в зерне и не с Совете. Вам просто не понравилось это слово. Я это видела по Вашей реакции.

Учительница отвела глаза и взглянула на ряд тонких берез, стоящих за окном.

– Неправда, София.

– Я не заслужила эту отметку. Я заслужила «отлично», Александра Алексеевна. И Вы это знаете.

– Надо знать предмет, а не смотреть на реакцию учительницы, – строго сказала Александра Алексеевна, не поворачиваясь к студентке.

София встала и гордо, уже с бесслезными глазами, вышла из класса.

Позже, после обеда, прогулявшись в прибрежном саду позади монастыря, Александра Снежинская села на скамейку и погрузилась в «Мысли» Паскаля. Воздух был живой, и было слышно, как в музыкальном зале репетировали концерт с арфой и клавесином. По Неве в сторону Петропавловки шли грузовые суда, баркасы и двухмачтовые шхуны.

На соседней скамейке сидели коллеги Александры, обсуждая встречу Суворова с императором.

– И я вообще не понимаю, почему наша Елизавета Александровна не могла на один день приостановить сессию и отпустить девчонок на парад, – рассуждала кругленькая Ольга Григорьевна, преподавательница рисования. – Когда еще будет такое событие?

– Меня не это волнует, – ответила Варвара Семеновна, веснушчатая рыжеволосая учительница арифметики. – Меня настораживает факт, что Суворов еще не дал свое согласие.

– Как! – удивилась Ольга. – Он может отказаться? Что же будет? Кто же его заменит?

– В том-то и дело – никто. В Вене и Лондоне считают, что только наш Суворов может отвоевать у французов Северную Италию.

Последнее слово привлекло внимание Александры.

– Но отказываться идти в поход было бы неуважительно со стороны фельдмаршала, – заносчиво сказала Ольга. – Ведь все-таки император его простил.

– Еще неизвестно, кто кого простил. И неизвестно, кто кому больше нужен.

– Где же тогда его честь, если он откажется?

– Вот тут ты права, голубка. Вот почему, я думаю, Суворов примет миссию. Ради сохранения русско-австрийской дружбы и ради своей чести. Но…

– Но?

– Но не ради… – Варвара наклонилась поближе к своей собеседнице и прошептала: – …не ради императора.

– Александра Алексеевна! – раздался кроткий женский голос.

К Александре подошла помощница начальницы.

– Да, Наталья Степановна?

– Елизавета Александровна Вас искала, – сказала девушка любезным голосом. – Вы бы не смогли зайти к ней в кабинет?

– Конечно. Скажите ей, что я непременно зайду.

Окна кабинета начальницы выходили на круглый клочок земли, который когда-то был предназначен для 140-метровой пятиярусной колокольни, первоначально входящей в проект Бартоломео Растрелли, но так и оставшейся непостроенной. Она не только должна была служить парадным входом в монастырь, но могла стать и самым высоким зданием в Санкт-Петербурге, а может, даже и во всей Европе. Елизавета Александровна неоднократно озвучивала свою надежду возобновить строение барочной колокольни, но все ее старания были вежливо отвергнуты в императорской Комиссии о каменном строении.

– Вы меня искали, Елизавета Александровна?

– Заходите, присаживайтесь, Александра Алексеевна. Вы знакомы с Михаилом Афанасьевичем? – спросила начальница деловым тоном.

Александра посмотрела на мужчину, стоящего возле письменного стола.

– Да, конечно, – ответила она.

– Михаил Афанасьевич желает с Вами поговорить.

– Я в его распоряжении.

– Я Вас оставлю на несколько минут.

Начальница вышла.

Графу Михаилу Афанасьевичу Чернышеву было слегка за пятьдесят, но его любознательные, чистые и молодые глаза и резвая походка придавали ему вид человека, не достигшего еще и сорока. Он был чрезвычайно вежлив и совестлив со всеми, избегал чиновнического тона и вообще пользовался симпатией и учительниц, и самих смолянок, когда заходил в институт. Он порой даже был стеснителен, скорее, из-за своего выпячивающегося брюшка и двойного подбородка.