Закат семьи Брабанов

Синеситта улыбнулась. Кроме новых туфель и белого шоколада, ее самой большой страстью в жизни было поиграть у мамы на нервах. Это было заманчиво, поскольку мамины нервы были на пределе.

— Так ты ответила «да» или «нет»? — настойчиво спросил папа.

— Да.

— Да? — закричала мама.

— Нечего кричать, — сказала Синеситта. — Если только ты кричишь не от радости, что меня удивило бы.

— Это не от радости!

— Ты должна быть довольна, что я выхожу замуж. По крайней мере, меня больше не будут обзывать на этой вилле старой девой.

— Кто обзывал тебя старой девой на этой вилле?

Синеситта не нашла, что ответить, поскольку никто никогда не называл ее старой девой ни на вилле в Плестен-ле-Грев, ни в нашем доме в пригороде Парижа.

— Это написано в ваших глазах, — сказала она.

— В наших глазах, — произнесла мама теплым, дрожащим голосом школьного психолога, голосом, против которого никто из нас — кроме, конечно, Бенито — не мог устоять, — в наших глазах можно прочесть только любовь к тебе.

— То, что я в моем возрасте еще не замужем, противоречит вашим принципам. Будьте довольны: вашим принципам больше ничто не угрожает.

— Ты не знаешь этого мужчину!

— Поскольку мужчины, которых я знаю, мне не нравятся, остается только выйти замуж за мужчину, которого я не знаю.

— Он сидел в тюрьме!

— Это случалось и с приличными людьми: Манделой, Валенсой, Гавелом…

Почему она перечислила только президентов республик, а не таких писателей, как Достоевский, Бальзак, Верлен, Аббат Прево, Гитри, Жене, Селин, или певцов, как Джеймс Браун или Айк Тёрнер?

Боб, демонстративно начал шуметь — это означало, что он устал и будет отказываться спать. Папа повел его в детскую, где, как обычно, он уснет раньше ребенка, который будет следить за ним осуждающим взглядом, пока и сам с сожалением не погрузится в сон. Они проснутся в опустевшем доме около семнадцати часов и, перекусив пирожными, йогуртом, тартинками с вареньем и апельсиновым соком, присоединятся к нам на пляже.

Мама купалась по несколько раз подряд, так как считала, что морская вода избавляет от целлюлита и успокаивает ревматические боли. Она предлагала Синеситте поплавать вместе, но каждый раз моя сестра находила предлог, чтобы отказаться: то она еще не закончила переваривать пищу, то вода была слишком холодной, то ей хотелось бы дочитать роман, присланный ей домой «Франс-Луазир» и переправленный сюда Глозерами вместе с небольшим письмецом и пакетом от Леонидас. Больше всего моя сестра любила плавать в то время, когда семьи возвращались в кемпинг или в снятые квартиры, чтобы приготовить обед; молодые, как я, — то есть, на самом деле, не как я, — катили на мопедах в бары Роскоффа, а старики устраивались в своих любимых ресторанах с комплексными обедами и, завязав клетчатые салфетки вокруг шеи, ожидали, когда им подадут закуски или дежурное блюдо. И вот на пляже остаются один-два одиноких подростка, несколько еще молодых, как моя сестра, старых дев и парочка благовоспитанных влюбленных, очаровательных и загорелых в темно-синих тонких пуловерах, смеющихся и целующихся на фоне древней скалы. Синеситта торжественно поднимается, скованная и робкая, как человек не злоупотребляющий ни спортом, ни любовью. Она предлагает мне присоединиться к ней. Я отрицательно качаю головой, зная, что ей нравится оставаться наедине с океаном, скользить по волнам в собственном ритме, заплывать далеко-далеко и разговаривать с самой собой под розовым бретонским небом. Разбросанные по всему пляжу в маленькой бухте в Плестене последние отдыхающие не могут глаз оторвать от этой неожиданно появившейся богини, присутствия которой они до сих пор не замечали, и которая теперь зачаровала их, сделав лишь несколько шагов по направлению к морю. Они выглядят такими же ошеломленными, как если бы увидели ненакрашенную Нефертити, покинувшую свой саркофаг, чтобы принять ванну.

Синеситта входит в воду нерешительно, как ребенок, трогательно и наивно смачивает плечи и шею, а затем отдается океану, который заглатывает ее, уносит вдаль, рыча, как усталый огромный доисторический зверь. Потом мы теряем ее из виду. Ее лицо больше неразличимо среди тысяч золотых монет, которые солнце небрежно бросает на морскую поверхность перед тем, как отправиться спать со своей кубышкой. Когда моя сестра выходит на берег и берет полотенце, она всегда вытирает вначале волосы.

— Стоит окунуться — и вода уже не кажется холодной.

Она объясняет, что лучше всего купаться вечером, когда вода как следует прогреется за день солнцем. Единственное неудобство — слишком прохладно, чтобы обсыхать в купальнике.

В тот день Синеситта, одевшись, попросила меня остаться с ней еще ненадолго. Она не хотела возвращаться на виллу и отвечать на вопросы мамы, которую весть о ее предстоящем замужестве с Колленом вывела из себя. У лжецов очень развита интуиция. Кстати, покер — игра обманщиков — основан именно на ней. Наша мать почувствовала, что с этим браком в ее жизни чему-то придет конец, еще не подозревая, что это будет конец ее жизни.