Закат Солнца

Эмеллина покосилась на столик возле кровати, на котором стояли два кубка, из которых они пили вино, и еще золотая брошь-бабочка, которая сразу же ей приглянулась. Правда, Тамерлан не спешил дарить ей это украшение, и она словно бы невзначай воскликнула, скользнув пальчиками по золотому крылышку:

– Кому ты ее подаришь?

Застегивая пуговицы камзола, он промолчал. Лишь выразительно на нее взглянул, и Эмеллина поникла. Не ей. Она помолчала, справляясь с болью и разочарованием, после чего вскинула на него уязвленный взор и спросила:

– Ты ее любишь?

Устало вздохнув, Тамерлан закончил одеваться и подошел к столику, забрав с него красивую брошь. Бережно убирая ее за пазуху, он безжалостно произнес:

– Люблю больше жизни. Она – главная женщина в моей жизни.

Эмеллина чуть не расплакалась и обиженно поджала губы, но Тамерлан не обратил на это внимания, сухо поцеловал ее куда-то мимо рта и оставил ее одну. Спустившись вниз, Тамерлан увидел своих братьев все еще сидящими за столиком, кивнул им на двери, и они, оставив на столике горсть монет, побрели за ним к выходу.

До дворца они добрались уже к полуночи, и Ферхат, спешившись с коня, с укоризной поглядел на братьев, когда на крыльцо вышла их мать, кутающаяся в белую шаль. Он первым направился к ней и с беспокойством сказал:

– Матушка, не стойте на ветру. Простудитесь.

– Да вы хоть знаете, который час?! – Нергисшах Султан напустилась на них со всей страстью. – Я с самого утра места себе не находила! Дважды отправляла за вами людей, но вас так и не смогли отыскать. Где вы были?! Чем вы там занимаетесь, скажите мне на милость? Ферхат, я же просила тебя, чтобы ты присматривал за братьями. Неужели я…

– Мы снова вас расстроили, – Тамерлан оттолкнул плечом старшего брата и взял ее за руки, поочередно поцеловав обе. – Простите, что заставили тревожиться за нас. Уверяю вас, причин для этого нет. Мы просто прогуливались, зашли в пару лавок. Ничего такого, о чем вам стоило бы беспокоиться.

– В самом деле? – недоверчиво усмехнулась Нергисшах Султан, но она заметно смягчилась и снова говорила спокойно. – Сынок, я же просила, чтобы вы не задерживались в городе. Тем более до темноты. Это опасно! Мало ли, что может случиться? Я ведь не переживу, если с вами что-то случится…

– Этого больше не повторится, мама, – терпеливо увещевал ее Тамерлан, пока братья помалкивали, зная об особой слабости матери перед ним. – Идемте во дворец, здесь прохладно.

Позволяя ему обнимать себя, Нергисшах Султан покорилась и вошла внутрь. В холле их встретила Хафизе-хатун, глаза которой тоже полнились тревогой. Что это с ними? Раньше они куда спокойнее относились к их затянувшимся «прогулкам».

– Садитесь, – Тамерлан помог матери сесть и сам примостился рядом, нырнув рукой за ворот камзола. – Смотрите, у меня для вас кое-что есть.

Нергисшах Султан изумленно поглядела на золотую бабочку, которую он протянул ей. Почему-то ее лицо побледнело, и она словно бы провалилась мыслями куда-то бесконечно глубоко в свою память.

– Где… где ты это взял?

– Если расскажу, вы вряд ли поверите, – по-доброму усмехнулся Тамерлан и, когда мать с трепетом забрала у него брошь, заметил: – Я знал, что вам понравится.

Она окончательно растаяла и изнеможенно вздохнула, как бы признавая свое бессилие перед ним.

– Да, это прекрасная брошь, – но отчего-то голос ее звучал печально. Она подняла голову и с лаской погладила его по щеке. – Спасибо, дорогой.

– Уже поздно, матушка, да и мы устали, – он поднялся с тахты и, бессовестно улыбаясь, поцеловал ее руку. – Спокойной вам ночи.

– И тебе, сынок. Ступайте.

Все это время Хафизе с тонкой улыбкой наблюдала за ними и, когда братья вышли из холла, с удрученным пониманием взглянула на султаншу, которая сумрачно разглядывала брошь в своих руках.

– Он так похож на него.

Очнувшись от ее пронзительных слов, Нергисшах Султан сжала брошь побелевшими пальцами и со страданием во взгляде посмотрела перед собой.

– Так сильно, что мне порой становится не по себе… В его улыбке, словах, даже жестах я узнаю Османа.

Хафизе поджала губы, потому что ей тоже становилось грустно, когда Тамерлан особенно точно повторял самодовольную усмешку отца или также насмешливо-снисходительно сверкал глазами. Она молчала об этом, но и ее сердце переворачивалось в груди, ведь когда-то давно, много лет назад, она тоже его любила. И у них тоже были сыновья…

– Ты тоскуешь по нему? – немного хрипло спросила Нергисшах Султан и с мукой посмотрела на другую женщину.

– Порой я вспоминаю былое, но что толку? Этим я лишь причиняю себе страдания.

– А я вспоминаю его каждый день. И, сколько бы времени не прошло, мне не становится легче…