Закат цвета фламинго

Мирон озадаченно хмыкнул. Сегодня Сытов ни словом не обмолвился о том, что Петров посланник покушался на его бороду. Посчитал это за пьяное баловство? Испугался? Или все-таки затаил обиду и ждет теперь подходящего момента, чтобы отомстить по полной? Мирон крепко выругался про себя. Вот только чьих-то обид и мести ему не хватало! И так судьба держится на волоске. Придется повиниться перед Козьмой Демьянычем.

– Что? Сильно голова обиделся? – спросил Мирон.

– Да нет вроде. Осерчал маненько, это точно. Казаков велел позвать. Они вас схватили, в мыльню отнесли. Сам видел, ухи терли и холодной водой обливали, а еще поили чем-то, отчего вы блевали крепко, а потом заснули.

Мирон нахмурился. Надо же! Оказывается, грязная девка в его постели еще не самое стыдное, что он сотворил по пьяной лавочке. Он привстал на лежанке и в упор посмотрел на Захарку:

– А девка откуда взялась? Голова подсунул?

– Девка? – вытаращил глаза Захарка. – Не видал я никакой девки!

Взгляд лакея был чист и безмятежен. И Мирон понял, не врет Захарка, определенно девку не видел. Как же она пробралась незамеченной? И когда? Неужто голова ночью послал ее стирать белье, или это отговорки, чтобы подловить его на скверне, а потом отправить государю извет, де, посланник его больше пьянствует да девок насильничает, а то, что по цареву наказу должен исполнить, даже в голову не берет.

Вероятные последствия поклепа нетрудно было предвидеть. В лучшем случае его оставят на службу в Сибири, в худшем проведут сыск, и по возвращении в Москву им с большим удовольствием займется Федор Ромодановский…

– Пошел вон! – в сердцах бросил князь Захарке. – Вместо того, чтоб барина караулить, дрыхнешь без задних ног! Небось, когда вина поднесли, не отказался?

– Не пил я вина, – насупился Захар. – Каши чугунок слопал да молока попил, и не помню, вот вам крест, как в сенях очутился. Проснулся, в луже валяюсь. Озяб совсем. Волосья к земле приморозило!

Мирон хмыкнул, но по поводу лужи промолчал. Хотя в другое время всласть бы посмеялся над Захаркой.

– Ладно, иди! – махнул он рукой и закрыл глаза.

Заснул Мирон мигом. И не видел, как Захарка, подхватив кафтан и сапоги барина, задул светильник и на цыпочках удалился в сени.

Глава 12

Не прошло и двух дней, как вблизи острога появились конные посланцы бега и передали воеводе грамоту с новым приглашением Эпчея посетить его улус. Делать нечего, решили поехать. Под кафтаны надели на всякий случай бехтерц [37] и куяки. Мирону пришлось сменить служилое платье Преображенского полка на стрелецкий кафтан и порты. Куяк ему тоже подобрали. Пообещали, что хоть доспехи и с чужого плеча, и жмут немного в груди, но от стрелы и сабли защитят. Впрочем, Мирон быстро привык к непривычной тяжести и в новой одежке чувствовал себя превосходно.

Полсотни казаков сопровождали воеводу и его спутников вплоть до ущелья, вблизи которого поставили юрты родичи бега. Там казаки спешились и обустроили свой стан чуть в стороне от скопления юрт.

На Мирона все произвело впечатление. Он и впрямь был готов увидеть диких людей. Но в юрте Эпчей-бега было чище, светлее и, несомненно, богаче, чем в большинстве крестьянских, топившихся по-черному изб. Правда, Эпчей слыл хоть и кыргызским, но князем, и по здешним меркам – человеком знатным и богатым. А каково было в юртах простых кыргызов, того Мирону пока не довелось видеть.

Гостей Эпчей принимал в почетной южной части юрты, что располагалась от двери до очага на мужской половине. Потчевал разными яствами за низким круглым столом. Сидели на мягких кошмах, покрытых сверху коврами из собольих и лисьих шкур, в окружении подушек, чтобы было на что опереться сытому и пьяному гостью.

Мирон сдерживал себя, не выказывал удивления, но воевода вертел головой по сторонам и то и дело, склонившись к нему или к Козьме Демьянычу, шептал:

– А бег-то каков! С золотой посуды ест, на соболях спит…

После обильного угощения с трудом выбрались из юрты. Теплый покой разлился вокруг. Безмятежно светило солнце. Зеленела степь, усыпанная синими, голубыми, желтыми пятнами первоцветов. Голосили в небе жаворонки. В прозрачной вышине кружил ястреб, а может, орел. Очень высоко кружил! С земли не разберешь, что за птица!

Воевода и тут довольно щурился, но Мирон заметил его быстрый взгляд, которым он окинул Эпчеевых воинов, плотным кольцом окруживших юрту бега. На их фоне казаки, сопровождавшие воеводу и его спутников, казались жалкой кучкой.

Мирон не скрывал интереса и дотошно все рассматривал, ко всему приглядывался и все запоминал. Он впервые видел кыргызских воинов, правда, одетых не в железные доспехи, а в перетянутые поясами полукафтаны с короткими, до локтей, рукавами. В правом ухе у каждого – серьга, значит, воин прошел обряд посвящения. У молодых волосы подстрижены спереди и перетянуты ремешком, а сзади спадают на плечи. У старших и опытных лбы выбриты до темени, на затылке – одна или несколько кос, стянутых в узел. У многих воинов выше локтя и на шее виднелись татуировки. Знак особой доблести, как пояснил Сытов.