Закаты

Из дверей выдвинулся крестный ход. Ревякин смотрел на него издалека с какой-то необъяснимой завистью, как дети смотрят на недоступные занятия взрослых, а взрослые — на недоступные им игры детей. Впереди несли фонарь, за ним — икону, огромную свечу, хоругви. Вышел священник, и сразу громче стало звучать пение:

— Воскресение Твоё, Христе Спасе, Ангелы поют на небесех...

Двинулись налево, обтекая медленным ходом вокруг храма. Владимир Георгиевич увидел и своего обличителя, и свою бывшую жену, и своего толстого двойника Белокурова, и его приятеля, специалиста по раскопкам, который так и не произвёл никаких раскопок в княжестве Жаворонки. Померещилось даже, что учительница Марионилла Валериановна тоже идёт вместе с крестным ходом, переваливаясь своим грузным телом, но это просто была такая же крупная женщина. Телохранитель Чинмин Мумуров шёл сбоку, подчёркивая свою мусульманскую непричастность к христианскому событию, но ответственность за судьбу княгини Жаворонковой. Весь крестный ход, по прикидке Ревякина, составил не более сорока человек. Ему хотелось встать с пенька и пойти вместе с этими людьми вокруг храма, увлечённо распевая тропарь, или как там оно называлось, это их пение — кондак ещё какой-то есть... Но вместо этого он докурил одну сигарету и тотчас зажёг и раскурил другую, оставаясь отдалённым наблюдателем. Если бы не злобный обличитель, он, глядишь, и присоединился бы, а так — боялся нового скандала. Хотя Бог его знает, чего он боялся в эти минуты, ибо и он сам не мог бы сказать точно, что так страшит его.

Когда крестный ход обошёл вокруг храма и возвратился в храм, с колокольни перестал раздаваться звон, а у Ревякина иссякла вторая сигарета. Он зажёг третью, медленно выкурил её. Четвёртую смолил, наблюдая, как восходит на небо полная, яркая, белоснежная луна. Облака шли над нею всё реже и реже, и она уже вовсю овладевала пасхальным небосводом Владимир Георгиевич вдруг подумал, что, вполне возможно, где-то, в каком-нибудь таком же закрученном уголке России, как княжество Жаворонки, какие-нибудь совы или соловьи стоят на горе и совершают обряд поклонения луне. Хорошо ещё, если соловьи или совы, а если упыри и вурдалаки?..

Ему стало холодно, да так, что он весь содрогнулся. Он встал и медленно пошёл к храму. Он знал, что надо сделать, — надо перекреститься, и тогда он сможет войти. Он приблизился к двери и уже собрался с духом, но вдруг увидел телохранителя.

Чинмин Мумуров, дунганин-мусульманин, стоял в стороне, прислонившись спиной к высокой могильной ограде, похожий на сову или вурдалака. Тень огромной берёзы скрывала его от лунного света, и было что-то жутковатое в том, как он наблюдал за отцом-основателем. И Владимир Георгиевич дрогнул, не стал осенять себя крестным знамением на глазах у зловещего дунганина, хотя, быть может, ничего зловещего в нём и не было, кроме имени Чинмин, да и то только потому, что русские имена не начинаются на Ч.

— Чинмин! Я буду в машине, если что, — громко сказал телохранителю отец-основатель, не дождался никакого ответа и отправился в джип — спать. Виталий ещё бодрствовал.

— Ну что там? Воскресе Христосе? — спросил он усмешливо.

— Как всегда, — ответил Ревякин, забираясь на заднее сиденье и укладываясь калачиком. Зря он так много выкурил, сон сбежать может. Но, согревшись в джиповом тепле, Владимир Георгиевич, как обиженный и наплакавшийся мальчик, стал погружаться в забытье.

Ему приснилось, будто он — бубновый валет, которого беспощадно шлёпают со всего размаху плашмя об стол и кричат:

— Валет!

— Дама!

— Дама!

— Король!

— Туз!

И другие карты шлёпаются об него, заваливая его, словно расстрелянные трупы.

— Бито!

И он оказывается вместе со всеми битыми в одной куче, в одной гнилой колоде, где так жутко воняет протухшим борщом с Новослободской, ядовитым газом борщином.

Проснувшись, он рассказал об увиденном во сне Кате, а та и говорит:

— Всё и дело-то в том, что ты был бубновый. А я — червонная. И Лёшка — червонный. И все жаворонки — сплошь черви да бубны.

— А Ирина?

— Тоже, как я. Но твой покер — крестовый. Тебе надо искать крестовую даму, с которой ты тоже станешь крестовым, и вместе вы родите крестового короля, а может быть, даже и крестового туза, если посчастливится.

— Чушь какая! — прокряхтел Ревякин, просыпаясь и понимая, что этот разговор с Катей ему тоже приснился.

Он увидел себя в салоне джипа. Виталий профессионально спал на переднем сиденье, громко посапывая. Открыв дверцу, Ревякин выбрался из автомобиля и увидел полную луну уже не справа, а слева от церкви. Часы показывали пять часов пятнадцать минут. Неужели служба в храме ещё не кончилась?! Да ведь до рассвета осталось сорок три минуты! Может быть, Чинмин Мумуров перебил их там всех?

Зябко поёжившись, Владимир Георгиевич зашагал в сторону храма. Когда он подошёл к дверям, то не сразу увидел телохранителя, а когда увидел, отлегло от сердца — дунганин справлял малую нужду, вежливо отвернувшись от храма.