С другой стороны – ничего удивительного. Она затеяла игру на чужом поле, а Сашкина мамаша оказалась крепким орешком, такую на сантименты не возьмешь. Не готова была Марьяна столкнуться с харизмой подобного толка, вот и спасовала заметно.
Ее успокоила мысль, что невеста, когда ее предъявляют будущей свекрови, не может чувствовать себя раскрепощенно. С точки зрения мадам Пастуховой, все выглядит как раз натурально.
Ну, а Сашка пусть считает, что начальница – великая актриса.
Зоя Викторовна склонила голову набок и посмотрела на гостью пристально, без улыбки. Спросила после недолгой паузы:
– Для близких вы Маша?
– Для близких Марианна – Аня, – поспешил сказать Сашка.
Марианна быстро на него оглянулась. Странно. С чего он взял?
– Понятно. Тогда пойдемте в комнату. Чего у входа стоять, – сказала Зоя Викторовна и вошла в первую по коридору дверь.
Комната оказалась многофункциональной гостиной, в которой хозяйка, судя по всему, и обитала большую часть жизни, если не считать времени, проводимого на кухне за готовкой простых блюд и последующим их поеданием. Правда, питаться она могла и здесь в компании телевизора, отыскав на каналах подходящий сериал или познавательную передачу о животных.
Заняв кресло возле журнального столика и дождавшись, когда визитеры усядутся на диване, Зоя Викторовна сухо поинтересовалась:
– Что у тебя с лицом, Александр? Подрался?
– Ерунда, мам. Скоро пройдет.
– На тренировке неудачно упал, – поспешила ему на выручку Марьяна.
Покосившись на нее, Зоя Викторовна снова обратилась к сыну:
– И какой вопрос вы хотите со мной обсудить? Вероятно, квартирный? Александр, ты хочешь разделить нашу двушку на две однокомнатные конуры?
Ей хотелось еще прибавить про его папашу, из-за которого им вдвоем пришлось оставить шикарную трехкомнатную квартиру в центре Москвы и переехать на рабочую окраину. И заодно сказать, что сын пошел в отца. И спросить у этой старой девицы, известна ли ей истории семьи, в которую она рвется.
Но, взглянув на мальчика, осеклась.
Саня смотрел в окно. Горькие складки пролегли в уголках его рта.
Его спутница, пригнувшись, водила пальцем по деревянному подлокотнику, выписывая на полировке вензеля и закорючки.
«И чего мы сюда приперлись?» – угрюмо недоумевал Саша.
«Провал», – невесело констатировала Марьяна.
Зря она рисовала в воображении, как мадам Пастухова, услышав радостную новость, растроганно всхлипнет и кинется сынуле на грудь, а потом примется обнимать его невесту, и все они, поплакав светлыми слезами, отправятся на кухню пить чай.
Глупой была надежда.
Совсем ты не знаешь жизни, майор полиции Путято. Обычной жизни, общечеловеческой, бытовой.
Сашка все молчал, продолжая рассматривать тюлевые занавески. Вероятно, предоставил Марьяне выпутываться самой. Ее инициатива, ее идея, и все варианты она должна была просчитать заранее.
Если бы время было, то просчитала бы.
С другой стороны, если бы оно было, Марьяна не просто поразмыслила бы над вариантами, а одумалась. И не поддалась бы порыву, сочтя гениальной идею, осенившую ее в туалетной кабинке Управления, куда она укрылась, чтобы совладать с эмоциями.
И не сидела бы сейчас, наливаясь раздражением на себя, на него и на бронированную застарелой обидой его мамашу.
Вдруг ей подумалось: «А Сашке-то каково?»
Худо ему сейчас. Отвратительно плохо. А возможно, и стыдно перед… Аней?
Откуда он узнал, что так Марианну в детстве звали ее родители?
Она искоса на него взглянула.
Поза его была расслабленной, но кулаком правой руки он методично с невысоким замахом лупил по диванному сиденью. То вязко ухало.
Марианна неуверенно положила ладонь на его стиснутый кулак, легонько пожала. Сашка посмотрел на нее, улыбнулся, кивнул. Раскрыл свою ладонь и взял ее руку в свою.
– Да нет, ну что вы, Зоя Викторовна, – проговорила она, вставая и сожалея, что руки пришлось разнять. – Саша просто захотел вас со мной познакомить. Всего-навсего. Нам есть где жить. Мне от родителей замечательная квартира досталась.
Сашка тоже встал. На мать смотреть избегал.
Марианна смотрела.
И вдруг увидела – а раньше внимания не обращала – ее сведенные плечи, будто от сильного озноба, и кисти рук, стиснутые в замок до прозрачной белизны костяшек.
Сашкина мать с места не сдвинулась. Она размышляла, и было о чем.
От нее не укрылось, как эта Марианна смотрела на ее сына. Как сын смотрел на нее. И весь этот крошечный эпизод, представившийся ее глазам, был до краев наполнен чем-то таким пронзительно-честным, искренним и горячим, что она ощутила себя злобной стервой, счастливой матерью и бесконечно счастливой в будущем бабушкой одновременно.
Покряхтывая, Зоя Викторовна выбралась из кресла и ворчливо произнесла:
– Не говори ерунду, Анюта. Я не позволю, чтобы мой сын шел в примаки, у него свой дом есть. Я переберусь в его комнату, а вы в этой обоснуетесь, она побольше. Вы чего подхватились-то? Торт в прихожей забыли? Что-то не заметила я никакого торта при вас.
Сашка ошалело взглянул на Марианну. Потом на мать. На его лице застыло очень странное выражение. На лице Марианны – тоже.