Еще до публикации директивы ОКБ (Верховного главнокомандования вермахта) вызвали яростные протесты СС и экономических организаций. В частности, Гиммлер настаивал, что, как минимум, «получатель такого дарения должен был приносить клятву вечного служения» Германии. Аграрный отдел экономического штаба «Ост» возражал против вторжения военной юрисдикции в пределы, как он считал, исключительно его компетенции – распределения и наделения землей. В то время как протесты последнего были частично удовлетворены, частично проигнорированы, СС продолжали возражать против плана. Гиммлер пришел к окончательному мнению, что весь план ОКВ был «фундаментальной ошибкой», так как население восточных областей никогда не получит достаточного количества земли, чтобы выживать самостоятельно. Если оно ее получит, у него не будет никакого стимула сражаться за немцев.
После еще нескольких месяцев переговоров, в которые к тому времени было вовлечено и министерство по делам оккупированных восточных территорий, и совместной конференции Гиммлера и Рейнеке, начальника общего управления Верховного главнокомандования вермахта, армейское руководство заявило, что «вознаграждение землей» не должно даваться более чем 2 процента коллаборационистов в год. Это был уже конец лета 1943 г., и сам вопрос быстро терял свое практическое значение.
Особая политическая линия была выработана для Северного Кавказа. Здесь с самого начала имели вес политические соображения, что было уникально само по себе. Для его жителей предусматривалось «не создание сельских общин, но частных хозяйств». Последнее, как уже было прежде замечено, являлось «наиболее эффективным способом пропаганды» и было рекомендовано Гитлеру армейским руководством. Директивы, принятые для Кавказа, носили компромиссный характер. Было желание привлечь на свою сторону местных жителей, но в то же время существовали аргументы, что плодородные районы Кубани следует использовать так, как это делалось на Украине. В богатых зерновых районах севера Кубанского региона намечалось создать общины вместе с большими частными земельными наделами, которые необходимо было преобразовать затем в товарищества значительно более быстрыми темпами, чем на Украине. В преимущественно пастушеских горных районах было разрешено сразу же создавать личные хозяйства. Хотя официальное решение было принято в декабре 1942 г., незадолго до отступления немецких войск, колхозы были упразднены уже несколько месяцев назад. Горцы Кавказа имели привилегированное положение, им было дано право владения землей. До тех пор пока поголовье скота не восстановится, крупный рогатый скот и лошадей следовало использовать совместно, для этого жители объединялись в группы из 5—10 домашних хозяйств. Эти многообещающие перемены вместе с щедро раздаваемыми обещаниями помогли потушить недовольство населения, а в некоторых случаях вызвали неподдельный энтузиазм. Несмотря на то что оккупация здесь была слишком краткой, чтобы верно оценить ее результаты, полученный опыт говорил в пользу тех, кто выступал за более быстрые и масштабные изменения повсюду.
Vox populi
Многие немецкие чиновники сельскохозяйственных учреждений на местах выступали против поспешной реализации половинчатой реформы февраля 1942 г. Психологическая пропасть между ними и крестьянством продолжала расти, за небольшими исключениями. К 1942 г. их затруднительное положение было признано всеми. Случалось, что от местного ла-фюрера не поступало никаких сообщений в вышестоящие органы на протяжении месяца-двух и больше; ему удавалось посещать каждую общину из многих находившихся под его контролем не чаще, чем один раз за несколько недель. Вечно погруженный в местные проблемы, зависимый от местного переводчика (иногда фольксдойче, иногда советского агента), ла-фюрер был чудаковатым «пионером прогресса» – импровизатором в своей работе, неспособным адаптироваться к окружавшей его враждебной обстановке и решать вопросы, с которыми он раньше никогда не сталкивался. Это был нещадный эксплуататор нищих крестьян, которые, в свою очередь, постоянно обманывали его. К тому же он находился под постоянной угрозой нападения партизан.
Жалобы советских крестьян против подобных представителей немецкой администрации и комендатур были настолько похожими, что заслуживают быть процитированными. Вот что говорилось в записке, переданной немецким властям молодым украинцем: «Тысячи служащих штаба восточной пропаганды используют тысячи тонн бумаги в Берлине и на местах, чтобы объяснить нам в стихах и картинках, как счастлив украинский крестьянин, освободившийся от большевизма и понимающий, какое счастье ожидает его впереди. Германия – это культурная нация, где носят монокли и не утирают нос двумя пальцами. Германия освободитель! Нас, русских варваров, надо учить!»