В целом немцы, казалось, были довольны успехом этой деятельности. В то время как большинство военнопленных оставались враждебными, недоверчивыми или пассивными, к батальонам присоединились тысячи, которые шли под обобщенным названием РОА; еще больше людей на Востоке поддалось харизме Власова и стало задаваться вопросом, действительно ли фундаментальный разворот в немецкой тактике находится не за горами. Воодушевленная успехом первой поездки Власова, пропаганда вермахта организовала новую серию выступлений и обращений, на этот раз отправив его на север, в Ригу, Псков и Гатчину. Там его приняли столь же благоприятно. Как записано в дневнике экономической инспекции в Пскове – ни в коей мере не симпатизировавшего Власову ведомства, «Власов – великолепный оратор и производит впечатление честного и очень умного человека, уверенного в своих целях. Он говорил о своей карьере, о своем отношении к большевизму и Сталину, о своих впечатлениях о Германии, о необходимости сотрудничества. В 1812–1813 гг. русские помогли немцам освободиться; теперь немцы отплатили бы, вернув этот долг, позволив русским построить свой новый дом. Только самоотверженным трудом новая Россия может занять свое место в Новой Европе, одинаково далекой от большевизма и капитализма, и обеспечить себе новое, безопасное, счастливое существование. Русские с величайшим вниманием слушали Власова и бурными аплодисментами демонстрировали свое одобрение… Появление Власова, как он сам в шутку заметил, развеяло все слухи о том, что он умер или вовсе никогда не существовал. Совершенно излишне и нецелесообразно, – добавлял немецкий протоколист, – беспокоиться, не запаздывает ли это предприятие [т. е. Власова], каковы его перспективы и имеет ли Власов искренние намерения».
В то же время покровители Власова также казались довольными усилиями, направленными на советскую сторону линии фронта. Даже Геббельс прокомментировал это: «Из ряда заявлений большевистских пленных я понимаю, что обращение генерала Власова все-таки вызвало некоторую дискуссию в советской [Красной] армии. Его обращение будет еще эффективнее, если мы более энергично его поддержим…»
А генерал Хельмих, который номинально «командовал» всеми Osttruppen, писал: «Попытки использовать русских для обращения к русским имели убедительный успех. Например, использование брошюр, подписанных Русским комитетом генерала Власова и создающих впечатление русской группы, сотрудничающей с Германией, дало желаемый эффект. По сообщениям военнопленных и приказам, которые нам удалось услышать, советское правительство запретило разговоры на тему Русской освободительной армии и обязало органы безопасности обращать особое внимание на брошюры Власова».
После тщательной подготовки 20 апреля была начата операция Silberstreif – «Серебряная полоса», направленная на наращивание темпов добровольного дезертирства из Красной армии. Впервые исходная пропаганда дезертирства, антисемитизм и материальные стимулы были подчинены совместному призыву Русского комитета и обещанию немецкой армии обращаться со всеми дезертирами особо и лучше, чем с другими военнопленными. Основной приказ № 13, изданный за подписью Цейцлера, воспроизведенный в виде листовки на русском языке и сброшенный в больших количествах на советскую сторону линии фронта, разъяснял, как следует хранить деньги, ценности, знаки отличия и награды добровольным перебежчикам, которых должны были разместить в хороших казармах, выдать им продовольственные рационы, гарантировать лучшую медицинскую помощь и свободное возвращение домой после войны. Такие люди не должны считаться военнопленными; по истечении одной недели им будет предоставлен выбор: присоединиться к РОА или одному из национальных «освободительных» подразделений или работать в качестве гражданских лиц в удерживаемых Германией регионах. В качестве существенного отхода от прежней практики этот указ предусматривал «удовлетворение культурных потребностей» перебежчиков, включая литературу, музыкальные инструменты и показ кинофильмов. Это также касалось политкомиссаров Красной армии. На эти веяния быстро отозвались нижние эшелоны на фронте. Типичен в этом отношении следующий приказ по 2-й танковой дивизии: «Исходя из понимания того, что в настоящее время среди русских наблюдается большая готовность к дезертирству, необходимо вести значительно более интенсивную пропаганду, направленную на побуждение к нему… Русский солдат должен быть убежден, что он дезертирует не к своим врагам, а к своим землякам, которые борются против коммунизма за свободную, независимую Россию и с которыми обращаются соответствующим образом».