Закипела сталь

Ольга ревниво ловила откровенно восхищенные взгляды, которыми щедро дарили Валерия студентки, и чувствовала, что ему льстила возросшая популярность.

Вскоре пошли дожди, мелкие, обложные. Студенты работали в поле мокрые, увязая в липкой, тягучей грязи. В такие ненастные дни они пели песни еще дружнее, чем обычно, подбадривая себя. Чтобы сэкономить дорогое для уборки время, питались в поле. Заслышав сигнал гонга — так именовали старый заржавленный лемех, подвешенный на столбе, — молодежь наперегонки устремлялась к дощатому навесу — каждый старался занять место подальше от края, куда не доставал даже косой дождь. Было тесно, но шумно и весело.

Как-то на рассвете Валерий разбудил крепко спавшую Ольгу, сказал, что заболел и уезжает в город.

Потянулись безрадостные дни. «Вот сегодня обязательно вернется», — пробуждаясь по утрам, успокаивала себя Ольга, но прошла неделя — Валерия не было. И вдруг с машиной, присланной в хозяйство за овощами, приехали отец и Шатилов. Поездка была неудачной. Машина несколько раз застревала в грязи, добрались они уже затемно. В дороге друзья укрывались от дождя одним плащом, и потому оба промокли.

До их приезда вечер обещал быть тоскливым. По крыше барабанил дождь, свет горел тускло, читать было нельзя, и молодежь изнывала от безделья.

Расцеловавшись с дочерью, Пермяков положил на ее постель сверток с домашней едой. Василий застенчиво протянул небольшой, но тяжелый пакет. Ольга смутилась, покраснела, однако пакет взяла. В нем оказались рабочие ботинки.

— Видал, — обратился Пермяков к Шатилову, — какая вывеска над дочкиным стойлом? «Вздорная». Хм!.. Интересно, как тут стойла распределяли — как попало или по характеру?

Они принялись рассматривать дощечки с кличками коров: Царица, Манька, Несравненная, Профессорша, Лукреция.

В углу, у жарко натопленной печи, прямо на дощатом полу сидели студенты. Пермяков нашел для себя подходящую аудиторию. Его тоже окружили плотной стеной. Поднялись даже те, кто улегся спать. Ольга смеялась вместе со всеми, хотя все, о чем рассказывал отец, давно знала наизусть. Шатилов высматривал в толпе Валерия и, не найдя, заметно повеселел.

Дежурный по общежитию, студент доменного факультета, светло-рыжий, как солома, которой он топил печь, хохотал так, что забывал о своей обязанности истопника, и ему то и дело приходилось разводить огонь.

— Ох, не выйдет из тебя металлурга, парень! — поддел его Пермяков. — Такую печь вести не можешь. Что же будет, когда к мартену станешь?

— Он у нас доменщик.

— А, доменщик. Тогда дуй!

Скоро юноши увели гостей на свою половину, и оттуда стал доноситься раскатистый смех Ивана Петровича: хозяева, не желая остаться в долгу, угощали его анекдотами.

Утром, когда Иван Петрович прощался с Ольгой, она спросила, как быть с ботинками.

— Обувайся и ходи. Смотри, не обидь парня. Это от Души делается… А что я Валерия не вижу?

— Заболел. В городе он.

Шел дождь. Как ни уговаривала Ольга взять плащ обратно, Иван Петрович оставил его. Студенты мигом натащили соломы и забросали ею усевшихся на овощах гостей.

С наступлением сухой погоды Андросов вернулся, и Ольга снова почувствовала себя счастливой. Вечера уже были холодные, и теперь после работы Валерий и Ольга вместе со всеми рассаживались у печи, в которой нещадно жгли солому.

Ни один вечер не был похож на другой. Вспыхивали споры о международной политике, о стратегии и тактике войны, организовывались вечера самодеятельности, проводились дискуссии по книгам.

Однажды студенты затащили к себе героя судебного процесса в подсобном хозяйстве — конюха с толстовской бородой. Не скупясь на краски, он рассказал, что творилось здесь до приезда Гаевого, которому якобы он первый поведал обо всем.

— От меня все началось. Да, от меня. Я и письмо ему написал, и привез сюда, и все тут показал… — расточал он похвалы в собственный адрес. — И когда обратно товарищ Гаевой уезжал, то прямо так и сказал всем: «Только с этим стариком, с правдолюбцем, в одни сани сяду. Остальные у вас молчальники»». А сейчас как подменили народ. Зубастым стал. Новое руководство хоть и честное, а не расторопное. Мы ему тут всем сходом мозги вправляем.

Долго потом молодежь отсеивала вымысел от правды, чтобы установить истину.

Погожие дни стояли недолго, снова зарядили дожди. Четыре ненастных дня проработал Валерий, а на пятый, услыхав утром стук капель по крыше, торопливо оделся и прошел на половину девушек. Ольга уже не спала, ожидала сигнала подъема.

— Уезжай в город, Оленька, — тихо сказал он. — И ты заболеешь здесь.

— Что ты? Как можно! — возмутилась девушка.

Валерий не уловил в голосе Ольги негодования и шепнул:

— Папа все сделает…

— Что-о? — Ольге стало страшно: неужели Валерий пользуется услугами отца? — Нет, — отрезала она.

— Как хочешь…

Валерий постоял в раздумье и вышел, осторожно прикрыв дверь.