Заклятие древних маори. Последний занавес

Аллейн не стал настаивать на подробностях, связанных с поведением и планами Седрика. Сейчас его больше интересовала сама Дездемона. На противоположной стене висело зеркало в георгианской раме. Аллейн заметил, что Дездемона время от времени поглядывает в него. Даже не убирая ладони от глаз, лишь слегка поворачивая голову, она успевала незаметно, но внимательно оценить свой вид. Вроде бы она смотрела на Аллейна, но при этом ее взгляд нет-нет да возвращался к зеркалу, и Дездемона каждый раз с удовлетворением удостоверялась, что производит нужное впечатление на собеседника. Аллейну же казалось, что он беседует с манекеном.

– Насколько я понимаю, – продолжал он, – это вы обнаружили в саквояже мисс Орринкурт банку с крысиной отравой?

– Кошмар, верно? Вообще-то нас там было четверо. Моя сестра Полин (миссис Кентиш), моя золовка и мы с Седриком. Это было в ее гардеробной. Обыкновенный на вид саквояж, весь обклеенный ярлыками туристических компаний. Тысячу раз говорила я Томасу, что это всего лишь жалкая актрисуля. Даже меньше. Ее место в третьем или четвертом ряду хора, и то если повезет.

– И это вы открыли банку?

– Почему я? Мы все. Седрик попытался отвернуть крышку, но она не поддавалась. Тогда он потряс банку и сказал, что, судя по звуку, она не заполнена. – Дездемона понизила голос. – Полупустая, говорит. А Милли (это моя золовка, миссис Генри Анкред) подхватывает… – Дездемона замолчала.

– Да? – поторопил ее Аллейн, изрядно утомленный этими отступлениями в область генеалогии. – Так что же сказала миссис Генри Анкред?

– Что, насколько ей известно, эту банку никогда не открывали. – Она уселась поудобнее и продолжала: – Не понимаю Милли. Она так уверенно обо всем судит. Да, признаю, она совершенно незаурядная личность, но… как бы сказать, она не из Анкредов, и ей непонятны наши чувства. Она… давайте смотреть правде в глаза, она из СК[69], вы же понимаете.

Аллейн оставил без внимания это воззвание к голубой крови. И просто спросил:

– Саквояж был заперт?

– Сами мы бы не стали ничего открывать, мистер Аллейн.

– Да? – неопределенно переспросил он.

Дездемона бросила взгляд в зеркало.

– Пожалуй, Полин могла бы, – помолчав, признала Дездемона.

Аллейн выждал немного и, поймав взгляд Фокса, поднялся.

– А теперь, мисс Анкред, – сказал он, – не могли бы мы осмотреть комнату вашего отца?

– Комнату папа?

– Если можно.

– Но как же я?.. Не возражаете, если… я попрошу Баркера…

– Пусть он просто покажет нам, куда идти, а там уж мы сами разберемся.

Дездемона импульсивно вскинула руки.

– Нет, вы всё понимаете, – сказала она. – Вы понимаете, каково всем нам. Благодарю вас.

Аллейн слегка улыбнулся, уклонился от соприкосновения с вытянутыми руками и направился к двери.

– Итак, может, Баркер объяснит нам, как найти комнату? – сказал он.

Дездемона метнулась к кнопке звонка, и через минуту-другую на пороге появился Баркер. С чрезвычайной торжественностью она объяснила ему суть задания. При этом Дездемоне удалось представить Баркера образцовым слугой старинного аристократического дома. Атмосфера в маленькой гостиной все более и более наполнялась духом феодальных времен.

– Эти господа, Баркер, – закончила она свою речь, – приехали сюда, чтобы оказать нам помощь. Мы со своей стороны должны всячески им в этом содействовать. Вы меня понимаете?

– Конечно, мисс, – поклонился Баркер. – Прошу вас, сэр.

До чего же точно описала Трой просторные лестничные пролеты, галерею и бесчисленные мрачные полотна в тяжелых рамах. И запах. Викторианский запах лака, ковров, воска и, как ни странно, клея. Желтый запах, так она, кажется, сказала. Вот первый длинный коридор, от которого отходит ответвление, ведущее к башне, где жила Трой. Вот тут она заблудилась в первый свой вечер в Анкретоне – и вот эти комнаты с их необычными названиями. Справа – «Банкрофт» и «Бернхардт»; слева – «Терри» и «Брейсгердл»; дальше – открытая дверь в бельевую и ванные комнаты. Впереди мерно покачивались полы пиджака Баркера. Голова у него была опущена, так что видна лишь тонкая кайма седых волос и крошки перхоти на воротнике. Вот коридор, ведущий к картинной галерее, и еще одна комната с надписью на двери готическим шрифтом: «Ирвинг».

– Вот нужная вам комната, сэр, – сказал Баркер безжизненным голосом.

– Мы зайдем, если не возражаете.

За дверью было темно, пахло дезинфекцией. Небольшая заминка, и вот уже ночник образует две лужицы света – на столе и алом стеганом одеяле. Баркер отдернул зазвеневшие кольцами шторы и поднял жалюзи.

Что более всего поразило Аллейна в комнате, так это необыкновенное обилие фотографий и офортов на стенах. Их было так много, что они почти полностью скрывали алые, со звездочками, обои. Далее Аллейн отметил тяжеловесную роскошь обстановки: огромное зеркало, парча, бархат, массивная неприветливая мебель.

Над кроватью была натянута длинная веревка. Аллейн заметил, что заканчивалась она не кнопкой вызова, а лохмотьями проволоки.

– Чем-нибудь еще могу быть полезен, сэр? – спросил стоявший позади него Баркер.

– Не задержитесь ли на минуту, Баркер? Мне нужна ваша помощь.

II