По знаку миссис Те-Папа стайка девушек в национальных одеждах пробилась сквозь толпу и впорхнула на подмостки. Каждая девушка держала в руке тугой шарик на веревочке, сплетенной из листьев.
Когда снаружи послышался приветственный рык клаксона, по меньшей мере два десятка человек поспешили сообщить, что узнали автомобиль Гаунта. И тут же гул и жужжание голосов в зале стихли. В наступившей тишине громко и протяжно прозвучало приветствие старого Руа:
– Хаере маи. Э те уруранги! На ваи тауа?
Каждый слог произносился со своей особой интонацией. Так мог звучать голос ночного ветра, прилетевшего с далеких морей; первозданный голос – чуждый и непонятный для белого человека. По сигналу миссис Те-Папа девушки вытянули вперед руки, и тугие шары ритмично заколыхались в такт неслышной музыке. Руа организовал почетному гостю торжественный прием в давно забытой традиции маори.
– Но ведь мы должны как-то ответить, – сказал Гаунт, выбираясь из машины. – У кого бы узнать, что он такое сказал?
– Я не вполне уверен, – ответил Дайкон, – но, кажется, мне приходилось слышать нечто подобное. По-моему, он сказал, что все мы братья, поскольку происходим от одних прародителей. И еще он просит нас представиться.
– Но им прекрасно известно, кто мы такие, – произнесла миссис Клэр. – Да, некоторые их обычаи выглядят нелепыми, но зато они так стараются нам угодить, милые создания!
– Разумеется, – кивнул Гаунт. – Жаль все-таки, что мы не можем ответить им тем же.
Под приветственный шелест голосов Гаунт поздоровался за руку с Руа.
«Да, он в своей стихии, – с завистью подумал Дайкон. – Здорово у него это получается».
Пройдя вслед за Гаунтом в зал, Дайкон впервые увидел Барбару в новом платье.
Девушка опаздывала, и все остальные уже сидели в автомобиле, когда она примчалась, запыхавшаяся и закутанная в шаль определенно индийского происхождения. Сбивчиво пробормотав извинения, Барбара пристроилась сзади, и Дайкон успел только обратить внимание, что ее волосы слегка поблескивают. Заметила это и миссис Клэр, которая, повернувшись, уставилась на дочь и спросила:
– Не пойму, что это у тебя с прической? Может, тебе хоть немного распушить волосы и зачесать их на лоб?
На что Гаунт быстро заметил:
– А я вот как раз подумал: как красиво уложены волосы у мисс Клэр!
Доктор Акрингтон, который сидел и молчал как рыба, вдруг прокашлялся и пробасил, что концерт станет для них суровым испытанием.
– Спертый воздух, деревянные лавки, вонища и кошачьи вопли. Надеюсь, Гаунт, вы не строите на этот счет иллюзий? Не ждете чего-то особенного? Туземцы вконец развращены собственным бездельем и преступным идиотизмом белых. Мы насылали на них полчища миссионеров, чтобы бедняги перестали пожирать друг дружку, и тут же подсовывали им дрянное виски в обмен на их земли. Мы излечили их от замечательно удобного первобытно-общинного строя, научив взамен лодырничать и получать подачки в виде государственного пособия. Мы отобрали у них вождей, подсунув профсоюзных боссов. Даже от свободной любви мы их отучили, вознаградив венерическими болезнями и священными узами брака…
– Джеймс!
– Такой народ погубили! Посмотрите на их молодежь. Торчат в пабах и борделях…
– Джеймс!
Гаунт, посмеиваясь, напомнил, как батальон маори доказал, что боевой дух предков в них еще не угас.
– Доказал! – запальчиво ответил доктор Акрингтон. – И именно потому, что в армии, с ее простым и ясным порядком, они чувствуют себя как рыба в воде.
Остаток пути никто не раскрывал рта.
Снаружи было темно, и Дайкон не разглядел Барбару. Он только успел заметить, что накидку она оставила в машине. Теперь же, шествуя за девушкой по проходу, Дайкон понял, что Гаунту и впрямь удалось сотворить чудо. Вращаясь в театральной среде, молодой человек научился воспринимать костюм как предмет искусства, и сейчас, любуясь Барбарой, он оценивал ее чудесное превращение со смешанным чувством восхищения и утраты. Гаунт обошел его на повороте, и теперь с ним уже бесполезно тягаться.
«Немного спустя, – уверял он себя, – я все равно полюбил бы ее, даже если бы гадкий утенок так и не превратился в прекрасного лебедя. Я бы показал всем, и ей самой тоже, чего она стоит на самом деле».
Барбара села в кресло между Гаунтом и дядей. На всех кресел не хватило, и Дайкону пришлось пристроиться на страшно неудобном стуле во втором ряду.
«Чтоб не забывал свое место, – сказал он себе. – Презренный клерк».
Тем временем на сцену поднялся Руа. В коротком вступительном слове он рассказал, что многие песни маори так или иначе связаны с погребальным ритуалом. Эти песни не предназначены для посторонних ушей, но есть одна, которую исполнят сегодня и при воспоминаниях о которой всех слушателей еще долгое время будет пробирать мороз по коже.