Заклятие. Истории о магах

Никогда прежде чащобный крик, которого так боятся лесорубы, не звучал в пригородном перелеске, чахлая зелень которого почти нацело вытоптана пасущимися козами. Его слышали чуть не по всему стольному граду, но откуда там взяться понимающим людям, способным разбирать лесной призыв? Лишь немногие шептуньи, слывущие ведьмами, хотя и не поняли ничего, но почуяли неладное и кинулись загонять по хлевам коз, коров и вольно пасущихся свиней. Зато птицы услышали все. Грай, свист, стрекот поднялись над рощицей. Откуда столько пернатых сохранилось по окрестным кустам, избегнув хищного внимания городских котов?

Марцун долго шептался с птицами, слетевшими к нему, и, когда последняя упорхнула и появилась возможность оглядеться, обнаружил рядом незаметно подкравшегося вухура.

– Я услышал зов. Хотя ты звал не меня, я пришел, чтобы говорить с тобой.

Это был тот самый голос, что разговаривал с Марцуном ночью, предлагая сжечь отца Агора вместе со всем его отрядом.

– Здравствуй, большой вухур, – прошептал Марцун. – Как ты попал сюда?

– Они украли мою дочь. Мы гнались за ними до самого тракта, но не сумели догнать, потому что среди них был леснак. Дальше братья не пошли, а я пошел. Если они убили мою дочку, я разнесу в щепки весь этот город.

– Она жива, но монах собирается принести ее в жертву. Хочет убить, но только когда на волю вырвется смертельная напасть. До этого мы должны найти и освободить твою дочку и остальных пленников, предназначенных в жертву.

– Мы, вместе?

– Да. Я собирался идти один, но вдвоем будет проще.

– Когда идем? – спросил вухур, выпрямляясь во весь свой гигантский рост.

– Перед утром падет туман. Охрана не сможет ничего разглядеть толком. Тогда мы и пойдем. Ты пока сиди укрывшись, а я схожу на разведку.

– Я буду ждать, – вухур уселся, сразу став похожим на большого медведя, а потом и вовсе улегся, затерявшись среди мелкого кустарничка.

Марцун, надвинув на самые брови крестьянский колпак, двинулся к терему. Последний раз в стольном граде Марцун был очень давно, когда старый терем еще не сгорел и никто не думал, что придется строить новый. Разумеется, детские воспоминания ничем не могли помочь Марцуну. И все же не найти терем было невозможно. Он гордо возвышался над всеми остальными строениями. Поставленный на холме, терем был выстроен в три разряда, словно три дома взгромоздились друг другу на крышу. Холм был обнесен городьбой из заостренных бревен, и у запертых ворот стояла бессонная стража. Кроме самого терема внутри города стояли пара зданий дворцовых служб и приземистое помещение монастыря. Ни войти, ни выйти из терема в посады ночью никто не мог.

Снаружи перед самыми воротами располагалось небольшое торжище, и последние гости, доторговавшие до позднего часа, шустро прибирали свой товар и отправлялись на покой. Никто не обращал внимания на нищего мальчишку, унывно тянущего:

Тетеньки, дяденьки,
Пожалейте голодного,
Пожалейте холодного,
Пожалейте безродного!..

Марцун подошел к нищему.

– Слушай, мальчик, давай живой ногой дуй отсюда. Тут скоро будет очень опасно.

– Куда я пойду? Здеся торжок, здеся хоть немного, да подают. Вот сейчас торговцы лавки запирают; кто расторговался удачно – монетку мне кинет. Кто полушку, кто денежку, а иной и целую копеечку.

– Ты, я вижу, счет деньгам знаешь, умеешь медный грош на восемь частей ломать. Только жизнь все равно дороже. Сегодняшним вечером еще попустит, а с утра – беда, сбежать не успеешь.

– Ты-то откуда знаешь?

– Да уж знаю. Мышка шепнула.

Мальчишка на всякий случай отбежал от Марцуна и затянул свое:

– Тетеньки, дяденьки!..

Марцун, не желая напрасно маячить на площади, пошел вдоль городьбы из заостренных бревен, окружавшей терем. Городским обывателям строиться здесь запрещалось, в результате основание вала немедленно заполонили кустики ивы и тонкие побеги ольхи и рябины. Очень удобно для того, кто хотел бы подкрасться сюда незамеченным. Вырубать кустарник надо каждый год, только кто ж этим заниматься будет? Вот и взросло местечко для засад.

На этот раз засада наскочила на самого Марцуна. В лесу такого случиться не могло, а тут – на каждом шагу люди, от кого беречься?

– Попался, татевщик, собака! – толстый монах в серой рясе, почти неразличимой в сумерках, кинулся на Марцуна. – Вяжи его, братцы, это самый он и есть!

Еще двое неловко ухватили Марцуна за локти. Это были не дружинники и уж тем паче не гридни, а хожалые с рынка. Таких бить – все равно что детей обижать. Когда-то они служили князю, быть может, даже в ближней дружине, но устарели и по возрасту вышли в хожалые. Такие способны только воришкам уши крутить да собирать с купцов мзду. Именно они полностью изничтожили столичную торговлю орехами. Хоть бы ты мешок трехпудовый орехов на торг привез, хожалые станут каждую минуту мимо прилавка проходить и брать горстку орехов будто бы на пробу, пока весь товар не перещелкают.

И вот эти герои рынка вздумали скрутить Марцуна, который даже на кулачные бои не выходил, опасаясь покалечить бойцов.