Билет я взял, не регистрируя багажа, потому что не прихватил с собой ничего, кроме саквояжа и чемоданчика, которые легко нес в руках. Уже смеркалось, пассажиров на станции было немного, особой суеты не наблюдалось. Я занял место в пустом отделении вагона второго класса и спокойно ждал отправления поезда. За пару минут до этого ко мне присоединился еще один мужчина. Меня это немного раздосадовало, потому что в моем положении путешествовать с одним соседом хуже всего. Я предпочел бы многолюдье, на худой конец, трех-четырех попутчиков. Но когда я садился, одни отделения были пусты, а в других находилось всего по одному или по два человека. Что ж, сказал я себе, надо было дождаться отправления, а уж потом выбирать место.
Я попытался как следует рассмотреть попутчика, но он как раз наклонился, выглядывая из окна, так что лица его не было видно. «Может, он поступил так нарочно?» — подумал я, проявляя вполне естественную в моем положении подозрительность. Это так подействовало мне на нервы, что я решил поискать другое место. И тут раздался странный звук. Мой попутчик закашлялся. Отвернувшись от окна, он пригнулся, закрыл лицо руками и кашлянул снова. Такого необычного кашля я еще никогда не слышал. Больше всего он походил на квохтание курицы. Кашлянув еще раза два, он, похоже, переждал подступающий спазм, потом резко выпрямился, еще раз выглянул в окно и, открыв дверь, выскочил наружу с таким возгласом, словно вдруг увидел старого друга.
И почти тут же, к моей радости, поезд тронулся, так что вышедшему едва ли хватило бы времени снова сесть в этот или другой вагон.
«Теперь, — подумал я, — пара спокойных часов мне обеспечена. До М. остановок нет, а туда мы прибудем уже в девять часов. Если и там никто не сядет, значит, до утра я в полной безопасности. А потом останется только узловая станция, а дальше без остановок до Кале».
Разумеется, я выбрал вагон для курящих, так что с облегчением снял свою накидку и закурил сигару, радуясь, что избавился от попутчика. До самого М. мне никто не мешал. Стоянка там продолжалась недолго, и, к счастью, моего одиночества никто не нарушил. Очевидно, в эту ночь желающих попасть в Кале было очень мало. Я собирался бодрствовать до утра, однако мое подсознание, не чувствуя никакой угрозы, видимо, посчитало это излишним, так что через час после М., а может, и раньше, я и не заметил как уснул.
Видимо, спал я очень крепко, потому что, проснувшись, никак не мог вспомнить, где нахожусь. Только постепенно сообразил, что не лежу дома в уютной постели, а сижу в холодном, слабо освещенном железнодорожном вагоне. Я сказал — холодном, да, здесь действительно было очень холодно. Но когда я окончательно пришел в себя, то первым делом подумал о драгоценном саквояже. Меня вдруг охватил ужас: вдруг его украли? Но нет, он оказался при мне, даже во сне я локтем прижимал его к телу. Но в чем дело? Поезд стоял. Что это за станция? Какое-то мрачное, пустынное место, ни шума, ни веселой суеты, только пара носильщиков неторопливо прохаживалась вдоль пути с угрюмым и сонным видом «ночных дежурных». Узловая? Не может быть. Я взглянул на часы. Только полночь! Конечно же, это не узловая. Туда мы должны прибыть около четырех часов утра.
Тогда что мы здесь делаем и что это за «здесь»? Может, что-то непредвиденное потребовало срочной остановки? В этот миг мое ухо уловило странный звук, прилетевший откуда-то издалека. Или он мне только почудился? Кашель, похожий то ли на карканье, то ли на кудахтанье — кашель моего внезапно исчезнувшего попутчика, вызвавшего у меня инстинктивную антипатию. Я выглянул из окна — прямо напротив находился слабо освещенный, как и все вокруг, станционный буфет, и в его дверях мелькнула и исчезла внутри знакомая фигура. Я был совершенно уверен, что узнал человека, который кашлял.
— Хватит! — сказал я сам себе. — Не надо фантазировать. Наверняка с этим парнем все в порядке. Он просто угодил в ту же дыру, что и я. Но какого черта мы здесь торчим?
Я прихватил саквояж и выпрыгнул из вагона, чуть не сбив с ног медленно проходящего мимо носильщика.
— Сколько еще мы здесь будем стоять? — окликнул его я. — Когда мы отправимся до …? — я назвал узловую станцию.
— До узловой? — уточнил он на таком странном немецком, какого я никогда не слышал. Да и был ли это немецкий? Или я понял его благодаря неожиданно обнаружившимся у меня сверхъестественным способностям? — До узловой не будет поезда четыре или пять часов, — и он назвал точное время. Потом, как-то нехотя, забрал из вагона мой чемодан и накидку и уложил их на платформе. При этом он смотрел на меня без интереса — так, словно я пробыл здесь уже по меньшей мере неделю.
— Пять часов не будет поезда? Вы с ума сошли! — воскликнул я.