Заклятие сатаны

В Первом Риме утверждались на императорском престоле посредством дворцовых переворотов, когда диктатор возвышался, с жестокостью устраняя своих соперников. В Четвертом Риме, наоборот, династический кризис наступал, когда на императорском престоле демократически утверждались одновременно два императора, и никто не мог сказать, кто же из них законный. Династическая борьба переместилась даже в самые отдаленные из вассальных территорий, но борьба эта состояла не в том, как захватить власть, а в том, как потерять ее. Обычно в борьбе за власть действуют две группировки, каждая из которых стремится к максимальной внутренней сплоченности, одновременно ставя своей задачей внести разлад и смятение в ряды противника. В вассальных же царствах Четвертого Рима возникли драматические тупиковые ситуации, когда группировки не враждовали между собой, но каждая была озабочена собственной внутренней борьбой. Поэтому побеждала та фракция, чьи противники (более искусные) первыми уничтожали сами себя.

edwardgibbon@history.uk правильно назвал исторический период, которым он занимался, новой эпохой упадка. Если в первый период упадка опасность представляли «варварские орды» на границах империи (это были большие белые варвары, как пел Поэт), то во второй империя дрогнула под мирным нашествием варваров маленьких цветных. В обоих случаях империя реагировала, слагая (как сказал тот же Поэт) «безразличные акростихи»[582]. Общедоступный эротизм изменил прежние нравы: процессии юных дев, весьма лаконично одетых, привносили веселье в крупные общественные события, а облеченные властью мужи появлялись на публике, обнимая пышногрудых гетер и распевая гимны радости и удовольствию. Народ хотел зрелищ и с удовольствием наблюдал, как молодые люди, закрытые на несколько месяцев в одной комнате, пожирают друг друга. Кризис затронул даже религию предков: вместо того чтобы заниматься важными богословскими вопросами, лежащими в основе их веры, верующие практиковали магические культы, поклоняясь говорящим и плачущим идолам, слушая оракулов, смешивая традиционные ритуалы и оргиастические обряды.

2000

Настоящий Великий коммуникатор?

Когда выйдет эта «картонка», вероятно, утихнет обсуждение заявления, сделанного председателем Совета министров на официальной международной встрече, о его пресловутых семейных проблемах, и должен сказать, что пресса всех оттенков повела себя в этой связи с образцовой сдержанностью, отмечая и комментируя событие в первый день, но избегая погружать нож в рану[583]. Однако возвращаюсь я к этому теперь не потому, что плохо воспитан, а потому, что данный эпизод должен на ближайшие годы стать предметом обсуждения в курсе по теории коммуникации, а право на научное познание суверенно.

Итак, я надеюсь, что за прошедшие почти две недели все забыли о том, как, принимая премьер-министра иностранного государства, наш премьер-министр сделал несколько заявлений, которые касались предполагаемых (в смысле – по слухам, то есть, по сути, это сплетни) отношений между его собственной женой и одним господином, сказав о своей жене «бедная женщина». Газеты тут же ухватились за этот эпизод, который, судя по их сообщениям, можно трактовать по-разному. Интерпретация первая: поскольку наш премьер рассержен, он дал волю инвективе личного характера в общественном месте. Вторая: Великий коммуникатор, коим является наш председатель Совета министров, сообщив, что гуляют слухи на довольно пикантную тему, превратил все в шутку, что позволило немедленно закрыть вопрос, лишив его остроты.

Ясно, что в первом случае «бедная женщина» звучит оскорбительно для жены, в то время как во втором случае – оскорбительно для предполагаемого третьего лишнего (имелось в виду: «вот бедняжка!», все так думают, но, очевидно же, это не так, поскольку я над этим подшучиваю). Если первая интерпретация, которую я бы хотел исключить, верна, случай относится больше к компетенции психиатра, чем политолога. Рассмотрим тогда вторую. Именно она должна стать темой для обсуждения не только на семинарах по социальным наукам, но и на семинарах по истории.

Действительно, Великий коммуникатор, судя по всему, проигнорировал очевидный принцип, согласно которому опровержение – это новость, данная дважды. Если бы дважды! Я, например (возможно, потому, что в последнее время много путешествовал и был в странах, не озабоченных нашими проблемами), никогда не слышал об этой сплетне, которая, вероятно, имела хождение в кругах ряда политиков, интеллектуалов и ряда гостей на яхтах, путешествующих по Изумрудному побережью[584]. В меру своей щедрости могу предположить, что это тысяча, максимум – две тысячи человек. После публичного выступления председателя Совета министров, учитывая существование Европейского союза, инсинуация стала достоянием нескольких сотен миллионов. Не думаю, что в плане эффективности прием Великого коммуникатора является хрестоматийным примером.