Заклятие сатаны

Во многих популярных сагах герои не имеют возраста и никогда не стареют. Нет возраста у Супермена, не было его у сиротки Энни[313] (на тему ее вечного детства существует множество пародий), без возраста и Фантом, почти пятидесяти лет бывший женихом Дианы Палмер. Это дало возможность авторам описывать действия героев в вечном настоящем. Как раз то, что происходит с нестареющими Вульфом и Гудвином. Одновременно с этим в историях Стаута множество точных деталей, прописан исторический фон (Вульф и Арчи работают по заданию правительства во время Второй мировой войны, связаны с эпохой маккартизма). Читателя неотступно преследуют подробности об улицах, магазинах, маршрутах такси и так далее. Как сохранить в неподвижной вечности события, которым необходима постоянная привязка ко времени и точному месту? Запутывая читателя.

Стаут, поднимая перед читательской памятью вихрь противоречивых данных и хронологических погрешностей, мучительных для тех, кто будет читать его с калькулятором в руках, создавал некое подобие гиперреализма и вместе с тем хотел, чтобы читатель жил в ситуации сюрреальной. Можно сказать, у него были своеобразные представления о литературном вымысле, неслучайно он начал свою писательскую карьеру, пусть не слишком успешную, с экспериментальной прозы в романе «Убить зло»[314]. Ему известны механизмы восприятия: он ведь не предполагал, что его читатели, как я, прочтут все собрание сочинений одним махом, он знал, что они будут брать в руки по книге в год, то есть читательская память не сможет удержать всю хронологию событий. Игра строилась на запоминании (и ожидании) повторяющихся ситуаций (привычки Вульфа, механизм окончательных выводов, «кулинарные загулы») и забывании крупных событий. Действительно, мы можем снова и снова перечитывать эти истории, с удовольствием находя неизменные детали, но не помнить главное – кто же был убийцей.

2014

Типа того

Разумеется, людей, достигших более чем зрелого возраста, иногда коробит развитие языка, и причина – в их неспособности принять новые словечки подростков. Они только и надеются, что эти словечки будут в употреблении недолго, как случилось с выражениями типа старпер (пятидесятые-шестидесятые годы, и тот, кто его до сих пор употребляет, сам относится к «старперам») или зверский (я услышал его из уст женщины неопределенного возраста и понял, что детство ее пришлось на далекие пятидесятые). Пока новые обороты циркулируют в молодежной среде, я бы сказал, это ее дело, порой это даже забавно. Они раздражают, если мы все используем их.

Мне лично совершенно не нравилось, когда, начиная годов этак с восьмидесятых, ко мне стали обращаться «проф». Разве инженера называют «инж», а адвоката «адв»? Случалось, «док» обращались к доктору, но это было в Америке, и, как правило, «док» заканчивал свои дни чахоточным алкоголиком.

Я никогда открыто не возмущался, поскольку есть в этом обращении некое доверие и симпатия, но оно меня раздражало и раздражает до сих пор. Мне больше нравилось, когда в шестьдесят восьмом студенты и служители учебного заведения называли меня Умберто и обращались ко мне на «ты».

Другая традиция, к которой я привык, – это деление женщин на блондинок и брюнеток. А сейчас слово брюнетка, кажется, вышло из моды; конечно, есть в нем что-то, что воскрешает в моей памяти мелодии сороковых годов и прически с челкой. Дело в том, что в какой-то момент не только молодежь, но и взрослые стали называть брюнеток «морами» (вчера я встретил это определение в статье о балетном танцовщике). Это ужасное выражение, потому что в прошлые времена «морами» называли одалисок-мусульманок, которые танцевали на трупах последних защитников Фамагусты[315], а сегодня мое воображение рисует потного детину в майке, кричащего проходящей мимо девушке: «Эй, красотка, бэлла мора!», и в памяти неизбежно всплывают пышные формы с иллюстраций Боккасиле[316] или победительницы первого в Италии конкурса красоты «Пять тысяч лир за улыбку», благоухающие национал-народными духами, с зарослями под мышками. Так или иначе, но блондинки остались блондинками (платиновыми, пепельными или соломенными), а темноволосые превратились в «мор», даже если у них лицо Одри Хепберн. В общем, я предпочитаю англичан, которые говорят «темноволосые» или «брюнетки».