Муж прошел в комнату и нарисовался за моей спиной в зеркале, и я повернулась боком. Делая вид, что рассматриваю виньетки на шелковистых обоях.
– Тереза!
Он зашел с другой стороны, и я снова крутанулась на стуле.
– Прости меня.
– Вот с этого, – я резко развернулась и указала на него щеткой, в которую снова вцепилась, как в бревно на горной реке, – и стоило начинать.
– Я был на взводе. Но это меня совершенно не оправдывает.
– Вот именно!
Совесть цапнула меня за сердце: выглядел Анри уставшим и осунувшимся. И так хотелось подойти и обнять… что я и сделала, и только потом поняла это. Когда уже стояла, прижимаясь к мужу. Согревая, оплетая руками, пряча лицо у него на груди. Что-то я в последнее время стала подозрительной мягкой, как покойник на вторые сутки.
– О чем ты сейчас думаешь? – негромко спросил муж.
Я сказала, и он со вздохом покачал головой.
– Почему ты не могла подумать, как шапочка крема на бисквите?
– Я что, похожа на крем на бисквите?
– На покойника ты похожа еще меньше, что меня несказанно радует.
– Меня тоже.
Мы помолчали. Долго. Потом Анри со вздохом признался:
– Я есть хочу.
– Я тоже, – ответила я.
Словно в подтверждение моих слов, в животе громко заурчало.
– Может, совершим набег на еду? – предложил муж.
– Я в халате.
– Ну мы же не в королевский дворец собрались, а всего лишь на нашу кухню.
Я только рукой махнула.
Оставив Кошмара мучиться совестью – если, конечно, она у него есть – в одиночестве, мы спустились вниз. Анри отправился в погреб за ветчиной и сырами, а я устроилась за массивным столом для раскатки теста и принялась нарезать хлеб. Остатки сегодняшней роскоши пахли так одуряюще, что у меня рот слюной наполнился. Еле удержалась, чтобы не вцепиться зубами прямо в корку и не сгрызть ее. В шкафчиках обнаружилась посуда, куда и сгрузила нарезанное. Вот Анита завтра удивится, кто тут похозяйничал в ее отсутствие… Все-таки это ненормально, будучи женой графа и сестрой герцога по ночам совершать вылазки на кухню полураздетой. Ненормально, но как же увлекательно!
Анри вернулся, сгрузил на стол свертки, и мы принялись кромсать куски потолще, пока никто не видит. После чего устроились поудобнее и с наслаждением уплетали сэндвичи, по толщине не уступающие недавно упомянутым бисквитам вместе с кремом. Ничего вкуснее в жизни не ела!
– Завтра мы с Гийомом едем в Ольвиж, – сказал муж, когда в нас больше уже не лезло. – Проконсультируюсь с лучшими адвокатами, нужно понимать, что мы все-таки можем сделать в этой ситуации. Как себя защитить.
Я кивнула.
– А вам с Софи лучше ехать в Энгерию. Прямо сейчас.
– То есть как это – прямо сейчас?
– Переждете бурю в Мортенхэйме, там вас никто не потревожит. А когда все закончится, я приеду к вам.
– Ты уверен в том, что все закончится быстро?
Сложила руки на груди и откинулась на спинку стула. Деревянного, жесткого, который мигом пересчитал все позвонки.
Анри покачал головой.
– И что, все это время прятаться?
– Тереза, мне спокойнее, если вы в безопасности.
– А мне нет, – отрезала я. – Мы семья, или просто вместе собрались?
Он удивленно посмотрел на меня.
– Софи не привыкать к сложностям, защитить ее мы сумеем. А я не собираюсь бежать и прятаться всякий раз, когда какой-то шавке вздумается рычать в нашу сторону.
– Тереза, на этот раз все серьезнее, – муж наклонился ко мне, опираясь о спинку стула. Когда он хмурился так, как сейчас, разом становился старше на несколько лет. И за каждую морщинку на его лице мне хотелось повозить Аркура по мостовым Ольвижа на «мертвой удавке». – Люди взбудоражены, для них твоя магия и сила хэандаме – нечто вроде страшилища или пожирателя плоти.
– Ты сейчас про кучку идиотов у посольства?
– Это только начало.
Меня передернуло, но я сложила руки на груди и спокойно встретила встревоженный взгляд мужа.
– Может быть.
– Ты не понимаешь? Скоро эта новость доберется и до Лавуа.
Страшнее будет, когда новость доберется до Энгерии.
Но ничего, первый всплеск мы пережили, переживем и второй. Я никому не позволю разрушить мою семью.
– Нет, это ты не понимаешь, – я заключила его лицо в ладони, почти касаясь губами губ. – Мы с тобой одно целое. Софи наша дочь. И либо мы едем все вместе, либо остаемся здесь. Третьего не дано.
Я оголила запястье, позволяя браслету сиять ярче, чем настенные светильники.
– Если его убрать, ничего не изменится. Мы все равно связаны, пусть даже эта нить никому не видна. Я люблю тебя. И я никогда от тебя не откажусь. Даже если весь мир будет против.
– Надеюсь, что до этого не дойдет, – муж взял меня за руки и поцеловал пальцы.
– Я тоже надеюсь.
Вместо ответа он привлек меня к себе, обнимая крепко-крепко, словно после долгой разлуки.
– И кстати, – сказала я. – Если ты еще раз напомнишь мне про Шато ле Туаре, я тебя выпорю. Но тебе это ни капельки не понравится.
Анри отстранился и посмотрел укоризненно.
– Я думал, что попросил прощения. И мы забыли.
– А я думала, что все тебе объяснила. И мы забыли.
– Всевидящий… Какая же злопамятная мне досталась жена, – пробормотал негромко. Наигранно-тяжело вздохнул, и вдруг резко поднялся, увлекая меня за собой. – И как же я этому рад.