Заклятые враги

Она повернулась к нему, словно пыталась всмотреться в глубину души. Парень только покачал головой — холодно, строго.

— Я убил её, — прошептал он на ухо девушке. — Неужели ты действительно думаешь, что я остановлюсь после этого у какой-то стены? Но мы устали. Мы не можем идти сегодня.

Анри кивнула. Даже если бы мать прорывалась вперёд, следовало руководствоваться здравым смыслом. И она помнила о том, что последнее, что следует делать — это бросаться на собственных спутников. Если она едва-едва стоит на ногах, то стоит остаться. Отдохнуть. А после, когда уже всё закончится, когда Кальтэн и слабый, слишком слабый Антонио уснут или попросту потеряют бдительность, она заставит мага открыть эту проклятую границу, а после уничтожит каждого, кто встанет на её пути к спасению короля. Чего б ей это ни стоило, Дарнаэла нужно вытащить.

Вопреки всему.

* * *

Обычно тьма наступала тут спокойно, плавно, мягко. Элвьента никогда не была страной слишком сильных холодов и слишком густого мрака. Но теперь, сквозь молочное зарево, просматривалась откровенная чернота. Ни единой звезды, ни единого лучика от мёртвой луны — всё утонуло в туманном холоде, окутавшем приграничье.

Кальтэн чувствовал, что что-то шло не так. В нём впервые за многие годы жизни и верной службы Дарнаэлу Второму появился настоящий раскол — и мужчина понятия не имел, откуда взялось само понятие сомнений. Неужели он может позволить себе оставить короля там, во вражеском логове?

И Дар не был для него просто Его Величеством. Кто, если не он, вытаскивал Фэза из его депрессии после того, как его прогнала Тэзра? Кто сделал тем, кем он был сейчас? Но Тьеррон умел бороться, а Кальтэн вот только сейчас осознал, что на самом деле означает понятие сражения. Это не так уж и просто, как можно было бы подумать раньше. Как только появляется два варианта, сразу начинаешь сомневаться — прежде Фэзу было так легко и просто, но сейчас, когда он понял, что придётся делать, когда доберётся до Дарнаэла, всё перевернулось с ног на голову.

…Юная Баррэ, так схожая со своей матушкой, и племянник короля задремали. Кальтэн покосился на них, будто б видел в образах стражников какую-то опасность для себя, бывалого уже воина. Кэор однажды бывал на войне, но давно и далеко не в первых рядах, кто ж его туда пустит? Сандриэтта видела только опасности границы, часто несоизмеримые с опасностью даже мелкого сражения, не говоря уже о серьёзной битве. Это её мать была готова броситься в каждую горячую точку, а её дочь ещё просто не осознаёт, где, в каком мире оказалось. Анри самонадеянна, Анри верна, но не более того. Она просто не может себе смоделировать ситуацию, в которой бы отказалась от загаданных идеалов, но разве стоит уточнять, что рано или поздно такое всё-таки случится?

Больше не холодало. Только волосы упрямо покрывались серебристой паутиной невидимого снега. Кальтэн не мог сейчас увидеть самого себя, неразличимыми были зимне-летние следы на белых волосах Анри, но дарниец, напротив, служил откровенным пособием для определения холода. Казалось, седина закралась в чёрные пряди, но Фэз понимал, что на самом деле Кэор просто умудрился где-то намочить волосы, может быть, сунулся в туман.

Завтра они, наверное, рванут вперёд. Потому что ни Анри, ни Кэор не станут ждать с моря погоды. Для них по ту сторону всё определено, и Фэз понимал, что нельзя тянуть и позволять им взять инициативу в свои руки. Да, там его король. Но тут сын, и он не мог потерять Антонио, которого только-только обрёл.

Антонио не спал. В его голове, вероятно, не роились и такие мысли, как были у Кэора или Анри — верность королю была для него пустым словосочетанием, и теперь Кальтэн даже не до конца понимал, зачем сын пошёл с ними. Для этого должны были быть причины. Антонио не слаб — ему хотелось в это верить, — но ведь он не горел местью проклятому королевству, в котором столько матриархата. Он к этому привык. Кальтэн помнил, как сам поддался Тэзре — она умела убеждать. А что ж говорить о парне, который провёл там всю свою жизнь, в государстве, в котором ему постоянно пытались впихнуть в голову мысль о собственной ничтожности?

— Ты сможешь открыть границу? — наконец-то спросил Кальтэн.

Он поднялся и отошёл подальше от Сандриэтты и от Кэора. Лучше б им ничего не слышать, даже если тут не будет сказано ни единого важного слова. В конце концов, они слишком молоды для того, чтобы понимать, почему Кальтэна одолевали сомнения.

Он видел в сыне своё собственное отражение. Конечно, сходство было не таким сильным, как у Шэйрана и Дарнаэла, но всё же, мужчина мог с уверенностью сказать, что это его ребёнок. И вряд ли кто-то другой поспорил бы, разве что с корыстных соображений.

Но всё же, в его сыне не было той жажды к свободе.

— Не думаю, — отозвался Антонио. — Я — никакой маг. Мужчины не бывают талантливы в волшебстве.

— Я сотни раз видел, как колдует Его Величество, — возразил Кальтэн. — К тому же, у меня был чародей-знакомый, ему поддавалась практически вся зелень.

— Мужчины не могут колдовать.