Заклятые враги

Правая рука с ключами у Рри была будто бы вытесана из камня. Не дрогнуло и лицо. Только пальцы левой мелко-мелко подрагивали — почти незаметно при ходьбе, — и Марсан, надеясь, что в его жестах и движениях не будет ни капли трусости, сжимал эфес гадкой шпаги, игнорируя уколы драгоценного камня. Ему казалось, что за следующим поворотом его схватят и бросят в одну из камер. Стало ещё более душно, да ещё и холодно, и он уже жалел о том, что согласился. Королева Лиара хотя бы не бросала никого в подвалы; она убивала если не быстро, то, по крайней мере, без того отчаянного жестокого удовольствия, которое он чувствовал в Кэрниссе.

Рри остановился у последней двери — двери, что вела на шестой уровень. Теперь дрожала и та рука, в которой он держал ключи, не сильно, но мелко-мелко, будто бы показывая, что он всё же не тот, за кого себя выдаёт. Рри обернулся, бросил короткий, дикий взгляд на Эльма, а после выдавил из себя едва заметную, строгую улыбку.

— Там, за этими дверьми, в одной из камер находится дочь женщины, убившей нашего короля, — проронил он. — А может, она сама причастна ко всем бедам нашего государства.

Марсан криво усмехнулся. Эрла. Эрла, которая сбежала в самый жуткий капкан в собственной жизни. Какая жуткая ирония — он бы уничтожил её, разорвал на части, если б несколько месяцев назад ему дали шанс сделать это. А сейчас, продолжая с силой хвататься за оружие, он понимает, что поднять на неё эту шпагу не сможет.

— Держи себя в руках, — проронил Рри. — Если она знает что-то важное о нашем короле…

— Я спокоен, — отозвался Эльм. — Я умею себя сдерживать.

Казалось, Кэрнисс куда больше сомневался в себе. Дверь открылась совсем-совсем тихо, будто невесомая, и он заглянул в ту кошмарную чёрную дыру, что красовалась впереди. Заглянул опасливо, как бывший пленник, и только после вступил как король — когда увидел, что опасности нет. Но и для этого у Рри было готовое оправдание. Разумеется, ведь он король. Он должен думать о собственной сохранности. Дарнаэл Второй не делал этого, но где он сейчас? Покойся с миром.

Они шли по коридору — странному, узкому, жутко холодному. Эльм никогда не умел колдовать, он не чувствовал давления волшебства, но, наверное, Рри было плохо, судя по тому, как тот ёжился, отчаянно пытался не касаться к решёткам камер. Он бледнел с каждым шагом вглубь — и Марсан почти до конца понимал, что стало причиной такой реакции. Ему страшно. Он должен быть в этих клетках. И духи убитых, дух короля Дарнаэла, невидимый, поселившийся в его сознании, сейчас тянут свои холодные, мёртвые руки из камер.

Они дошли почти до конца. Потусторонний шёпот слышал и чувствовал даже Эльм, по коже пробегал отвратительный, гадкий холодок.

Он смотрел вглубь клетки. Там, почти окончательно спрятавшись в темноте, в угол забилась женщина: сломленная, убитая, казалось бы, случившимся с нею.

Эрла не заставила себя последовать её примеру. Она стояла у прутьев и сжимала их своими ледяными, побелевшими пальцами. Эльму хотелось подойти ближе, но он знал, что нельзя. Он должен быть верен Рри. Он должен доказать собственную преданность. А если приблизиться слишком, то можно получить разрешение причинить ей боль.

Марсан был уверен, что не готов отрубить ей пальцы.

Рри обернулся на стражу, будто бы проверяя, достаточно ли сильна ненависть в их глазах. Там, за прутьями клетки, должны в их глазах стоять самые жуткие чудовища на свете, две женщины, замешанные в смерти короля Дарнаэла. Трудно доказать, что это так, если учитывать факт того, что мёртвого Тьеррона никто ещё не видел, но Кэрнисс не просто так считал, что у него буквально дар убеждения.

— Вы живы, — наконец-то заговорил он, — только благодаря тому, что я всё ещё верую в способность спастись от страшной смерти нашего великого короля. Если Дарнаэл Второй смог избежать страшной кончины от руки вашей королевы, такой же предательницы, как и вы, то, очевидно, у вас есть то, что вы можете рассказать нам.

Эрла не проронила ни единого слова. Она, скорее всего, понятия не имела, жив её отец или мёртв; шок от сказанного всё ещё никуда не делся, и девушка лишь стояла, будто бы вылитая из металла, в ужасной клетке, не понимая, в чём её обвиняют.

Женщина в углу камеры зашевелилась. Казалось, она не сможет подняться на ноги, так и останется валяться там бесформенной кучей, но спустя несколько минут всё же нашла в себе силы — и подошла ближе.

Она была красива ещё несколько дней назад. Сейчас грязь, запёкшаяся на лице кровь — будто её сильно ударили, но мало ли, на что способна местная стража, — и выражение то ли грусти, то ли презрения исказили черты лица. Волосы превратились в жуткую паклю — свисали неровными, грубо остриженными прядями, словно она рвала их на себе всё это время.

Гордой осанки больше не было. Худая, измученная, казалось, изголодавшаяся и гонимая жаждой, но всё с той же жаркой, пламенной ненавистью в глазах, как и Эрла.

— Если он ещё может быть жив, — прошептала она, подходя вплотную, — то какого ты стал королём и натянул на себя эту чёрную хламиду?!