Заклинатель змей. Башня молчания

Это все тот же Светозар, приветливый, добрый - и какой-то чужой, непонятный. Ну, ясно, - сколько лет прошло с тех пор. Разве сам Омар все такой же, каким он был в те времена?

- Я закурю?

- Кури, - удивленно сказал Омар. - Я этого дыма не выношу, но ничего. Приоткрою ставень.

- Не надо! - вскинулся Светозар-Феодул. - А вдруг кто услышит нас, подкрадется к окну?

- Кто услышит? - усмехнулся поэт. - Вон шум какой от летящей листвы. И у нас есть Басар. Иди, друг, погуляй во дворе.

Басар с готовностью вышел. Сам дверь открыл - и закрыл ее лапой...

Светозар достал из своей переметной сумы трубку и маленький тыквенный сосуд с хашишем. Кашель. Дым - особый, приторно-сладкий и горький. Проклятое зелье! Вино по сравнению с ним - молоко. Оно полезно, если пить его в меру. Так же, впрочем, как и молоко. И даже - вода. Во всем нужна мера. К сожалению, мы не всегда ее соблюдаем. Но разве жизнь-то сама соблюдает ее? Нет нигде равновесия. Весь мир состоит из крайностей. Одуряющий зной долин - и ледяная стужа горных хребтов. Пустыня, где годами не бывает дождей, - и тропический ливень, вызывающий сокрушительные наводнения. Баснословная роскошь у одних - и нищета у других. Ходячий мертвец Газали - и жизнерадостный Хайям. Разве это не крайности?

Но все же лучше всего - свежий воздух. Омар откинул задвижку, приоткрыл резной толстый ставень. Уже которую тысячу лет люди дурманят себя этой пакостью! Она и есть та самая «хаома», которой поклонялись древние арии.

Хаома - хаос...

- После того, как ты уехал в Бухару, - приступил, откашлявшись, рус к рассказу, - я так и жил в Самарканде. У судьи Абу-Тахира дворником был. Вместо Али Джафара.

- Куда же девался Али Джафар? - вспомнил Омар с теплотой старого друга.

- Он дворецким стал вместо Юнуса. Затем, накопив деньжат, купил дом и небольшой надел. Словом, вернулся к земледелию. Абу-Тахир назначил дворецким меня. Мы с ним ладили. Но когда твой покровитель Меликшах пришел громить Самарканд, мы с хозяином рассорились. Он был сторонником Сельджукидов: «Меликшах, мол, законный государь, раз уж Караханиды перед тем подчинились ему». Но народ самаркандский думал иначе. От своих царей натерпелись, тут еще чужому кланяйся. И дары ему неси. Взбунтовались. Я, конечно, был с ними. Нас возглавил хан Ахмед. Ну, как тебе, конечно, известно, Меликшах нас одолел. Захватил много наших в плен, даже Караханидского хана. Ахмеда он отпустил, жизнь ему даровал, как родичу своей любимой жены Туркан-Хатун, а нас, десятки тысяч, угнал в Хорасан...

Светозар согрелся, повеселел - и от тепла, и от хашиша. Он почувствовал себя увереннее; говорил он, правда, все так же тихо, но уже без страха, основательнее, весомее:

- Я достался сепахдару Абуль-Фатху Дехестани. Он теперь визирем у султана Баркъярука. Ну, брат! - Светозар стиснул огромный кулак. - Много всякого лиха я с детства хватил, но таких измывательств... поношений таких видеть еще не случалось. Это зверь. Бешеный зверь. Сумасшедший...

За окном шумел черный ветер. Именно - черный; утром он розовый, днем голубой, золотистый иль серый, смотря по погоде. Ночью - черный, иначе не скажешь. Ветер тоже имеет цвет. Но не всякий это видит.

Вкрадчиво шуршала сухая листва на террасе, будто подбираясь к окну, чтобы подслушать, о чем говорят. Ветер трепал на свечах язычки пламени, по лицам и стенам скользили зыбкие тени, и Омар казался себе заговорщиком, обсуждающим с напарником темное дело...

- Твой хозяин сейчас в Нишапуре, - сказал Омар. - Проездом в Мерв. Зачем-то едет к Санджару. Ты с ним? - догадался поэт.

- Дрязги у них в Исфахане! Перессорились братья-султаны. Вот и гоняют визирей туда и сюда. Но теперь он мне не хозяин. Я уже три года, как убежал от него. Бродягой стал. Ну, что за судьба! Как в детстве забрали меня печенеги, так нигде не найду приюта. Гонит, как ветром лист сухой...

Омар тут же сложил ему стихи:

Водой небытия зародыш мой вспоен,

Огнем страдания мой мрачный дух зажжен;

Как ветер, я несусь из края в край вселенной

И горсточкой земли окончу жизни сон.

- Иль горсточкой пепла, - вздохнул Светозар. - Пропала жизнь! Пропала... - Он уронил голову на колени, волосы упали ему на лоб. Левое ухо открылось, и Омар увидел на мочке четкий разрез.

- Что это с ухом твоим? - В нем, как смутное воспоминание о чем-то недобром, шевельнулось подозрение...

- А! - махнул рукой Светозар. - Ведь рабам вдевают в ухо серьгу с именем господина. Вденут - и запаяют, чтобы снять не мог. Я, когда убежал от хозяина, первым делом выдрал серьгу, уха не пожалел.

- Мм...

- Давай, друг, спать. На рассвете уйду. А ты никому на земле, даже под пыткой, что я у тебя ночевал. Пес не выдаст, а другим не следует знать. Суму я оставлю, ты ее сожги. Никому не показывай. Слыхал небось, что бывает за укрывательство беглых рабов?

- Слыхал.

- Вот и помалкивай. - Рус отстегнул от пояса и сунул под голову огромный кинжал в черных ножнах.

- С кинжалом ходишь?

- Без кинжала бродяге нельзя...

На сей раз Омар проснулся поздно. То есть, когда утро было уже в разгаре. Светозара нет. А сума его здесь...