Заклинательница пряжи. Как я связала свою судьбу

Дом построен в типичном стиле Новой Англии, основное здание переходит в центральное крыло, а затем в недостроенное заднее и, наконец, в сарай. Основное здание построили в 1893 году, а центральное и заднее крыло вместе с сараем вскоре после этого. Мне нравится думать, что большая часть интерьера была заказана по почте из каталога «Сирс Робак»[113].

Когда мы ненадолго приехали сюда с Клэр летом 1995 года, этот пейзаж впечатлил нас обеих. Мы исследовали окрестности заколоченного дома моей двоюродной бабушки Кей, в нем давно уже никто не жил. Мы продирались сквозь бамбуковые заросли, сквозь сумах, сквозь высокий бурьян, будто стоящий на страже, чтобы задержать нас.

Добравшись наконец до северного крыла дома, мы обнаружили три окна, они не были заколочены или заперты изнутри. Я приложила ладони к стеклу и заглянула внутрь, в небольшую гостиную с двумя креслами-качалками. Комната была завалена мусором, но я отлично запомнила именно кресла-качалки.

Как по команде, мы вместе нащупали взглядом вид, который открывался бы любому, сидящему в этих креслах. Совсем не тот пейзаж, который мы видели с дороги, подъезжая к дому. Это был гораздо более внушительный, совершенный, живописный пейзаж, непреодолимо манящий для моей уставшей от городской суеты души. Вдруг я увидела себя в той комнате, прибранной и с любовью возрожденной к жизни, как я сижу в одном из кресел-качалок и любуюсь пейзажем. У меня не возникло ни тени сомнения, что именно здесь наше место.

Не прошло и недели, как мы спланировали заговор, шутливо назвав его «Операция Свобода». Мы найдем способ уехать из Сан-Франциско, переедем в Мэн, превратим эту старую ферму в наш собственный дом и будем жить долго и счастливо.

Все решили, что мы сошли с ума. Снаружи дом выглядел полной катастрофой. Осыпавшаяся краска, потрескавшаяся штукатурка, стекла, едва ли не выпадающие из оконных рам. Прошло уже несколько лет, как первый этаж полностью прогнил и провалился в грязный полузатопленный подвал, прихватив с собой все пожитки. Этаж отстроили заново, а некоторые вещи вернули на место, но остальные так с тех пор и валялись кучей в сарае.

Дом напоминал остатки красивого свитера, случайно обнаруженного в старом забытом чемодане. Его петли проела моль. На локтях дырки, манжеты потерты, плечи вытянулись и лишь отдаленно намекали на то, какими они были в прошлом.

Но сквозь жалкость при желании можно было разглядеть и скрытый потенциал. Все изначальные линии были на месте, гранитный фундамент и ровная крыша бесспорно свидетельствовали о благоприятных перспективах на будущее.

Моя двоюродная бабушка была фигурой, заслуживающей отдельной книги. Сразу после второй мировой войны она отправилась в путешествие по всей Европе от Одюбоновского[114] общества с показом фильма о птицах Северной Америки. Она заботилась о своих слабых здоровьем родителях, так и не вышла замуж, и у нее не было детей. Когда ее родители умерли, бабушка взяла на себя заботу об их вещах – а таковых было много, ее родители не способны были добровольно расстаться с наследством своих родителей. Фамильный дом был битком набит поколениями и поколениями вещей, не имевших абсолютно никакой ценности для посторонних. В ответ на расспросы она с энтузиазмом рассказывала длинные истории о том, как давным-давно то-то и то-то откуда-то отсюда или оттуда использовалось для того-то и сего-то.

В какой-то момент она, видимо, заметила, что эти истории нам – моим братьям и мне – наскучили до безумия, и тогда стала записывать их на выцветших желтых ярлычках и прикреплять к самым разным вещам: «Ключи от офиса Артура Сайруса Хилла, дантиста, Бостон, 1843» – гласил один из них, или «Серебряные ложки с инициалами АРХ, подарок Аделии Ричардс Хилл от Эммы Элины Осгуд, Сомервил, 1861». Естественно, мы с братьями незамедлительно отреагировали, придумав наклеивать на вещи собственные ярлычки. «Кухонная лопатка, ручка частично расплавлена Джеффри Таузи Парксом, Мэн, 1984» – имя было три раза подчеркнуто для большей выразительности.

Двоюродная бабушка Кей была действительно чудаковата, она следовала своему внутреннему компасу, совершенно не беспокоясь, кто что сказал или подумал. Например, она считала совершенно естественным убрать из машины пассажирское сиденье, чтобы ее собаке, Локи, было легче туда залазить и вылазить.

В наши дни она вполне могла выступить в роли героини какого-нибудь эпизода телешоу «Барахольщики», она реально была, как бы это помягче, хранителем заброшенных вещей со всего света. Тот факт, что некоторые из них были родом с помойки, не имел никакого значения. Она спасала сокровища, которые люди так легкомысленно и безрассудно выкидывали.

Ключи к ее дому мы раздобыли только через год после переезда в Мэн. Первый год мы провели в Портленде, пытаясь встать на ноги, – Клэр искала работу, я же строила независимую внештатную карьеру, и мы с упоением отмечали такие праздники, как Первый Светлячок, Первый Снегопад и Первое Отключение Электричества.